Журнал "Тропа колдовская". Выпуск 2.

Журнал "Тропа колдовская". Выпуск 2.

Раскрест.

Нынче, когда многие чёрные делатели оторваны от традиций, более того, не имеют учителей
и покровителей, вопрос раскреста становится острым. Есть множество обрядов, да только
невесть откуда они взялись. И многое неясно в них. Вот и смекают колдуны, как
подступиться к тому шагу, с которого чёрная тропка и начинается — к раскресту. А чтобы то
ясно стало, для начала нужно иное уяснить — что есть раскрест и что есть крещение.
Попы крещение таинством обзывают, дабы людей честных с толку сбить и делание
изуверское сокрыть от знающих. Но как известно нам от предков, господа христианского
оттого упырем кличут, что охоч он до душ людских, что есть душа огонь неугасимый. Огонь
тот сам бог взять не может с глубин адских — не всемогущ он, да и не всеведущ, как бы поп
супротив не верещал. Огонь тот яркий, был человеку дан самим Батюшкой, Сатаною.
А чтобы получить его себе в целости да сохранности — чтоб никто другой не взял, да не
разгорелся он слишком уж сильно, надобно его в сосуде из земли сотворенном, запечатать. То
и делают попы, когда крестят несчастного младенца. И важно, чтобы именно чадо во
младенчестве к попу принесли. За несоблюдение того, попы ругают и стращают, дескать,
болеть будет ребенок да бес его может погубить, а помрет — в раю не бывать. В том они не
обманывают, их правда, рая не крещенный не увидит, и в том его счастье.
Когда попы своим кагалом дитя крестят, они печать упыреву на него ставят, тем самым все
дороги ко богатству и здоровью, долголетию закрывают, к мудрости да знаниям. Где поп
крест мажет? Да там, где огонь душевный выход имеет — на лбу, на глазах, на ноздрях, на
устах, на ушах, на груди, на ногах и руках.

И при том, еще и приговаривает «печать дара духа святого». Оттого и становятся христиане
робкими и смирными, телом хилыми и смелостию. А кто вдруг телом силен и духом перед
одними людьми, и даже сражается против них, пред попом кроток и послушен, все ему
позволит, чего не позволит никогда человек гордый да себялюбивый.
И когда огонь разгорится в крещенном до нужной упырьку величины, тот его через печать
свою мерзостную к себе забирает — а люди говорят, мол, как так, бог такого человека к себе
так рано забрал. Да только чёрным людям правда и видна — как овца выросла, так и скушали
ее.
И говорить не стоит — кто такую печать богову носит на себе, тому жизнь не мила и дальше
не будет ее, кроме гибели мучительной тела на земле и души на небе, где сожрет ее вечно
голодный упырь. И в том, чтобы убрать ее, есть смысл даже не беса порадовать, а гибели
души и тела избегнуть, да родиться как человек, из смерти в жизнь.
Ведь тело людское, оно без согрева огня адского истлевает быстро да разрушается, а печати
попами наложенные, огонь тот внутри запирают и расти ему не дают. Так и сказать можно,
что человек крещеный, есть мертвый в жизни, и тело его тлеет заживо, питаемое только
хлебом земным. Да и тот едят через раз, ведь попы нарочно человеку заморы (посты)
устраивают, да мешают ему в постель ложиться, сколько тому угодно, да силой меряться в
борьбе, как издавна среди всех народов водилось. И учат по церквям, что тело есть сосуд
бренный и презренный, который морить надо и всячески мучать, а коль внутри злоба на то
поднимется, то усмирять ее надо голодом да воздержанием, якобы она от нечистого. Да
только зверь дикий себя никогда мучать не даст и истязать, а человек сам дает и еще не
кричит, как зверь кричать будет.
Без понимания этого, нет и понимания того, что есть раскрест и почему его нужно делать
обязательно чёрному колдуну. В отличие от слуг бога христианского, чёрные делатели ставят
себе задачу огонь своей души разжечь как можно ярче, да соединить его токи с подземным
адовым пламенем, через то силу и величину свою обретая, а также и век свой земной
увеличивая. А этого, конечно же, нельзя без раскреста достичь.

В старину, раскрест проводился чёрным собором. Сходились чёрные делатели, сильных не
меньше трех. А коль был особо сильный делатель, тот и один мог такое сотворить. И
приходили те, кто в колдуны учиться метили. Часто собор в лесу глухом проходил, в глухие
места с засохшими деревьями посреди леса. Там костры возжигали, и начиналось испытание.
Становились на вытоптанный пятак испытуемые. Перед ними, в черных одеждах, стояли
сильные колдуны, позади же, в тени, поменьше величиной, наблюдали да слушали. Либо,
один черный колдун, особой силы. Затем, были вопросы колдунов, что вызнавали сомнение и
слабость внутри у тех, кто желал податься в учение.
Коль выдерживали это, переходили ко другому испытанию — на глазах чёрного собора,
надобно было икона да крест хулить. Ногами топтали, плевались да потом в огонь бросали.
Тем показывая, что бога поповского не боятся и кары его, да что внутри нету уже сомнений и
позыва к ходу назад. После чего и раскрест начинался.
Сильные колдуны, либо же один особой силы колдун, призывали беса по силе своей, кто до
силы великой дошел, тот великого беса призывал, да множество мелких на зов откликалось и
в лес тот сходилось. Пред ними свидетельствовал собор чёрный, что охотные до учения,
достойны и испытание прошли. Да просили бесов тех, христову печать с человека снять. Да
новую, диявольскую огненную печать поставить. После чего, огонь внутренний в людях
отпирался, и бог больше силы над ними не имел, ни морить не мог, ни иначе к земле гнуть.
После же, колдуны давали печати меньшие, что позволяли не бояться меньших бесов да
загробников и простые делания без опаски творить. А большие печати еще заслужить было
нужно усердием и твердостью, да послушанием учителю. Не говоря уже о печатях, что бесы
после налагали да в услужение меньших своих давали. Не говоря уже о печатях великих
Ходовых, что сами князья бесовские налагали.
В том и суть раскреста огненного, истинного — что бес его свершал пред старшими
колдунами, а сам же человек о том просить приходил.

Бывало же изредка и другое раскрестное делание, в тех случаях, когда охочий до колдовской
тропы, не мог никак на собор прибыть, либо каличный был, либо далеко было до сильных
колдунов в тех местах, а другие раскрест сами творить не смели. Однако же, таким собором и
сильные и особо сильные Ходовые колдуны раскрест творили, и пренебрежения прет
ищущим такого не было, лишь больше почтения выказывалось — ведь и больше испытаний
надо было претерпеть.
Высылали с верным человеком, к черному собору, телесное снадобие, да имя просящего. Да
в ответ сообщали, как собор начнется, чтоб готов был. И в урочную ночь, просящий сам в лес
шел на заранее присмотренную голую поляну. Да там сам кострища разводил и хулил крест, а
коль мог достать, то и иконы. А в ином лесу, черным собор среди прочих и его имя
произносил пред бесами призванными. И те, сами печать упыреву снимали да диавольскую,
огненную налагали. Да только немногие с тех, кто такого себе просил, и до леса то доходили
— бесы испытывали, тяжести в ногах да страхи насылали, да иной раз ветер силы такой, что
с ног валил, и голоса в том ветру шептали да выли, стращали, и вонь поднималась
мерзостная, и темнота кромешная. Иные и седыми из лесу возвращались поутру. Однако же,
раскрещенными. И говорить не надо, что сами на собор чёрный пришедшие, меньшим отделывались. Но, старые люди говорили да писали, что раскрест заочный иной раз бесами
вознаграждался паче обычного.
Нынешние же раскресты, что промеж колдунов ходят, иного рода. Они без наставника
свершаются, что мог, обладая великими печатями, призвать и беса великого, или хотя бы и
средневеликого — только им под силу свистову печать снять с человека. Ее, какой бы поп ни
был блудник и пианица, как глуп бы и сер не был, раз наложена - снять под силу только бесу,
да и не из низких и даже не каждому из средних.
Простого же колдуна, что до того деланиями занимался, кладбищенскими ли, бесовскими ли,
и дошел до нужности раскреста, услышит лишь простой бес, в редком же случае,
средневеликий. Он, конечно, засвидетельствует желание служить во славу Царства
Диаволова. И убережет, по силе своей, и перед другими слово за колдуна сего замолвит. Но
печать поповскую снять не под силу ему будет.

Потому и жалуются те, кто сами раскрест делали, от других колдунов обряд тот получив, на
то, что боговой силой их гнет да крутит, что болеют, что в церквях становится худо. Потому и
становится, что печать упырева на месте, и через нее колдун числится в отаре рабов боговых.
И не как бесов брат он пред бесами да свистовыми холопами, а как непослушный да буйный
раб, что богохульствует да отказывается спину гнуть. Как могут, охраняют меньшие бесы
такого делателя, да не хватает им сил.
Потому и говорят некоторые колдуны, мол, что раскреста делать не надо, чтоб на себе
гнулова того не ощутить, да в церквях не страдать. Отчасти правы они, истина же в том, что
без огненного раскреста от печати упыревой не отделаться, а делать ли те раскресты, что меж
колдунов ныне гуляют, пусть решает то каждый сам.
Колдун Николай Чёрт.

Герои нашего времени.

Мансур.

Много вопросов задавали мне о различных обрядах — как и когда их делать, мол, нет
промеж делателей на то одного мнения. Главным же был такой — отчего получается через
девять раз на десятый, да все не так, как загадывалось? А еще и заболеть недолго после них.
Я в ответ спрашивал, чего же делать такие обряды, после каких болеешь или же выходит не
то, чего хотелось. На то мне ответ был — а других мы и не знаем. Тогда и проняло меня
желание разобраться, в чем же дело тут. Теперь буду в каждом номере эти обряды разбирать
да показывать делателям, отчего все у них выходит впустую. Возьму сегодня, как
выяснилось, любимца колдовского люда — Мансура, за авторством которого числится
множество обрядов.
Вот обряд, назван «Защита зеркальная». Самый знаменитый обряд этого Мансура, и самая
знаменитая защита с печальной славой. Именно этот обряд собрал наибольшее количество
жертв, среди проводивших его. После этого обряда, множество делателей оказались в
больнице, а кто не здоровьем, иные потери понес — в деньгах да технике.
Рассмотрим же, отчего так выходит. Вот, что предлагает нам сделать Мансур, дабы
защититься.
Покупают два зеркала в разных местах. В одном месте сдачу берут, в другом месте нет. Дома
дожидаются полночи, перед собой кладут оба зеркала, возле каждого зеркала зажигают по
восковой свече.
Обычно, делания с зеркалами творятся опытными колдунами для совершенно разных целей.
В основном то — призыв. Через зеркала, делатель отворяет окно в миры, где мертвые да
бесы обитают, и то окно нужно как отворить верно, так и затворить. Да себя самого либо
защитою оградить, либо же иметь печати колдовские, дабы от гостей вреда не было. Что
Мансур нам делать велит? Сходу свечи пред зеркалами жечь, да пред сразу двумя. Свеча из
других миров путь указывает, как маяк в ночи кораблю. О том, кто да как придти на такой зов
может, не написано тут. Уже через то, неопытный делатель может заболеть да надолго, если
не знает, как зеркало назад затворить. То уяснили, посмотрим же дальше.
Читают основное заклинание:
«Семь дней, семь ночей,
Семь рек быстрых, семь гор высоких,
Да семь слов тайных, в книгах семи что изречены.
Семь мудрецов те слова глаголили,
Что в одно сойдется, то назад не вернется.
Племя то проклятое, с небесины низвергнуто,
Ведальниками, сугробителями прослом прослыли,
Да тайны тех семи мужей очами черными,
Дверьми дубовыми сокрытом сокрыты,
Да не от меня, (имя), греховника крыты,
Лукавого мудростью, сатанищи хитростью.
Очи мои зорькие, соколом леплены.
Я тайнами мужей тех ведаю.
Сила их в зеркальной глади сокрыта,
Словами гиблыми, камнями речными.
Не сгубить, не сурочить, мертвяка не прицепить,
Узлов тридевять аль сорока не сотворить,
Корнем копанным, жабой ядовицей в могилу не скинуть.
А ежели кто удумает, сам себя укутает
Саваном рыхлым, могилой свежей.
Таково зеркальное раскрытие,
Сохран чернокнижный, не перебить.
Кто в двух зеркалах душу скроет,
Того сам бес посылом не откроет.
Ведьмак хулить станет, за день в гроб устанет.
Таково то ведание, семь мужей знание,
В семи книгах то глаголено,
Двумя зеркалами сложено.
Тако на мою душеньку, тело живое,
Двух зеркал отклятие, сохранное клятие.
Так тому быть, веками вечными,
Книгами черными, семи мудрецами,
Лесами, реками, ведьмовскими ликами.
Аминь».
Заклинание читают 7 раз.

Суть всего этого путаного говорения — призыв к «племени проклятому», с одной стороны, с
другой, пожелание, чтобы два зеркала служили защитой. Можно предположить, что Мансур
желает, вызвав бесов, заклясть их на защиту делателя. Но настораживает это - «кто в двух
зеркалах душу скроет, того сам бес посылом не откроет». Сокрыть душу в зеркалах,
учитывая, куда могут они дверь открыть, не из лучших затея.
Душу, конечно, вряд ли получится туда отправить, к счастию для тех, кто собрался этот обряд
творить. Но очень сильно заболеть измором — как пить дать.
Да и неведомо тому Мансуру, что бес душу где захочет, найдет, нет таких мест, где ее человек
может спрятать от того, под чьим покровительством собрался дела чёрные творить да чью
печать на эту душу принимает.
Ежели разобрать говорение по смыслу (хоть и трудно это), выходит, что делатель себя кличет
тем, кто имеет ключи и знания о неких мужах, чья сила сокрыта в зеркальной глади. Те мужи
могут быть и сильными духами загробными, и бесами — уж кого позовешь через открытое
зеркало. И на тех мужей нельзя делания навести, поскольку все отскакивает, как от зеркало.
Через то подобие, предлагается и делателя от колдовства чужого защитить, чтоб оно, как от
зеркала, отскакивало.
Однако, на основе одного этого говорения, такое сделать нельзя, и прицеп к зеркалу, как,
допустим, прицеп телесного снадобия ко кладбищенскому кресту, просто не сделать, не тот
зеркало предмет. Прицеп к зеркалу, однозначно вредоносен, а ведь до говорения, Мансур
предлагает оба зеркала свечами отворить.
Из чего вывод исходит — тот Мансур сам не понимает, что предлагает творить. Мне же ясно,
что от такого делания, один вред будет тому, кто за него возьмется, и чем сильней возьмется,
тем больше и вреда будет.

Далее, вот что Мансур велит делать.
Затем берут любой небольшой кусок белой ткани. Кладут его на зеркало, что по левую руку
от Вас. Затем режут правую ладонь или палец. Капают кровь на зеркальную поверхность, что
по правую руку от Вас. Кровь кончиками пальцев начинают круговыми движениями по
часовой стрелке растирать по поверхности зеркала, про себя говорится заклинание:
«Душу сокрыть, тело хранить, кровью велено, семи мужами, ихними глаголами. Что за
тридевять верст кинуто, то ко мне (имя) ходом не заделано. Се щит надежен. Аминь».
Затем туда, на кровавую поверхность, перекладывают белую тряпочку со словами:
«Перекладываю, отмыкаю нашенской молитвой себя от слов, глаз, дел сугубных,
погибельных отстаиваю. Семь слов яко едино. Крест косой, зеркальный, грозного ликанием
я, (имя), крепко сохрань имею. Тряпка бела, душенька подтелесая, не моему телу а
тряпиновому сделу, не мне, а тряпинке. Таково сказание. Аминь».
Мансур хочет снова кровью прицеп к зеркалу сделать да заклясть этот прицеп себе на
защиту. На деле же, иное выходит — зеркала итак открыты, да еще и кровью их своей тут же
мазать, до той крови мертвые охочи, они и выйдут да прицепятся.
Да и призыв душу сокрыть, о чем я уже написал, вкупе с мазанием кровью, даст лишь
позволение на обжор делателя.

Сверху тряпки кладут два своих фото, соединенные лицевой стороной. Затем кладут второе
зеркало сверху так, чтобы тряпка и фото оказались между двух зеркальных поверхностей.
Скрепите оба эти зеркала вместе, возьмите веревку и перевяжите их так, чтобы держались
вместе. Затем заверните все это в кусок ткани, и спрячьте в надежное место. Когда спрячете,
то произнесите:
«Семеро посылов, один отдел, не словом, а зеркальной гладью. Меня, (имя), не сурочить, не
спровадить гиблым словом, каленым, студеным говором, отговором ведьмячим,
колдунским, отпевальным брать - не взять. Кто пошлет, скажет, сотворит, тому на себя. Тому
себя от жизни лишать. Моя щитовка зеркальная, двумя сотворена. Аминь».
Спрячьте это все в таком месте, где никто не будет это тревожить. Делают это в любой день,
кроме вторника. Луна не имеет значения. Данная защита охраняет тело, душу.
Чернокнижное учение гласит, что зеркальная защита одна из мощнейших, ее трудно
«пробить». Если кто - то примет какие - то шаги против человека, имеющего двойную
зеркальную защиту, то против него пойдет мощнейший обратный удар в тело и в душу.
То ли не ведает Мансур, что творит, то ли намерено толкает делателя на сильную опасность.
Промеж зеркал свою кровь да образ запирать, есть сильная глупость. То делаться может лишь
опытным да сильным колдуном, что покровителей имеет да печати бесовские, а то и
Ходовые. И делаться то может совсем с другими целями.
А делателю неопытному от такого сильного отворения зеркала, да и запиранию промеж них
своей крови и образа, может случиться лишь сильная болезнь, да мертвяки прицепятся и
будут жрать.
Колдун Николай Чёрт.

Вопросы и ответы.

Здравствуйте. Я давно занимаюсь чёрной магией, но иногда мне попадаются люди,
которые утверждают, что гей не может быть колдуном.
Хотя это никогда не мешало мне в магической работе. Скажите, как ваша Традиция
относится к геям, могу ли я следовать ей без обязательства изменить себя? Андрей
Колот.

Никаких помех для вас нет, что в колдовской работе, что в следовании традиции. Нет среди
бесов порицания людей, которых ныне зовут «геями».
Да и не зря содомские привороты есть и спокойно творятся.

Скажите пожалуйста, уважаемый Николай Чёрт, если я делала остуду на пару, могу ли
я после этого приворожить мужчину? Подействует ли приворот после остуды? Все
говорят по — разному, хотелось бы услышать мнение опытного практика. Благодарю!
Алина.

Приворот после остуды сработает, вы же не закрытие на человека делаете. Остуда промеж
той пары все чувства уберет, а приворот — разожгет к другому человеку.

Очень давно ищу в интернете обряды продажи души Дьяволу, но сомневаюсь в их
подлинности. Есть ли в интернете подлинные обряды на продажу души? Инесса Вальт.

Такие обряды хранятся в древних родах и у торговцев душами, которые за вознаграждение от
Диавола и совершают торг. Но делиться ими никто не спешит. А коль хотите душой
торговать, то либо ищите торговцев душами, да рискуйте с ними дело иметь. Либо же
учитесь долго, чтоб до той степени постижения Хода Могильного или Хода Бесовского
дойти, чтобы возможность торг душами вести, получить.

Пожалуйста, подскажите, почему не работают обряды на омоложение? Сколько ни
делаю, толку никакого. Очень нужно! Нарцисса.

Тут многое неясно, начиная с того, что за обряды то были да откуда они взялись, и как вы
делали их. Много сейчас обрядов сомнительных, а все их без разбора делать, может быть
вредно.

Есть ли обряды или традиции, после посвящения в которые, могут научить
оборотничеству? Давно интерес к этой теме, но выхода на такую традицию так и не
нашел. Непонятно, то ли никто не знает, то ли скрывают. Решил обратиться к вам с
этим вопросом. С уважением, Константин.

Однозначно тут не сказать. В старину, сильные колдуны, достигнув высот в Ходу Бесовском,
или же Ходу Лесном, оборачивались в различных зверей. И делали то, когда захотели, для
своих нужд. Но то было лишь малой толикой их мастерства да знаний. Уверен, таких высот,
при должном старании, достигните и вы. Но и приобретете куда больше, чем знание о том,
как зверем перекинуться.
Ныне же, есть много фильмов, где воспеваются оборотни, что не имеют над собой власти,
или же имеют, но будто прокляты, и кроме перекида в зверя, ничего другого из деланий не
знают. Такой образ оборотня неверен. Как и про упырей показывают, делая их модниками и
весельчаками. Настоящим же упырям было совсем не до веселья и балов. Хотя и находились
колдуны, что шли Ходом Могильным, что ими добровольно становились.

Колдовство и духовенство.

Особый интерес к колдовству и заговорам испытывали... представители духовенства.
Судебные дела, рукописные сборники заклинаний и записи заговоров указывают на
увлечение духовенством магией, в частности, заговорами. Приведем несколько судебных дел.
Например, «Сыск по обвинению троицкого соборного попа Афанасия в намерении испортить
воеводу Назара Колтоновского» (1640 г.). Афанасий был страшным человеком: «попадью
свою бил и мучил разными муками», да и к тому же колдовством баловался — «и про то его
воровство [волшебство] ведомо всему городу». А в «деле о волшебных письмах» (1663 г.) с
распространением и переписыванием заговоров связано несколько человек: бывший
церковный дьячок Ромашко Ефимов, внук игумена и сын московского попа Тришка
Микифоров, монастырский дьячок Прохорко Прохоров. В другом судебном деле (1704 г.)
упоминается бывший поп Андрей, который носил письма, зашитые в шапку, «чтобы ему от
людей во всяких делах было счастье» (видимо, это был заговор «на подход»), «...а по осмотру
в тех письмах... заговоры». Андрей за заклинания был сослан на 10 лет, и «гадательные
письма» были сожжены у него наспине. Также увлекался «заговорными письмами»
церковный дьячок Петр Васильев (судебное дело 1703-1705 гг.).
А вот интересная история, связанная с рукописным сборником заговоров. Федорка, жена
садовника Нефедьева нашла книжицу на 15-ти листах, обшитую кожицей (судебное дело
1700 г.) Поскольку читать Федорка не умела, то книжица долгое время просто лежала у нее
дома на лавке.
Пока однажды не взяла книжицу ее двоюродная сестра Грунка, которая держала «тетрадку»
три дня, а, вернув, посоветовала: «Только, де, тебе, Федорке, та тетрадка не надобна, и ты, де,
ее брось или сожги». Однако Федорка не вняла совету сестры, а послушала своего работника
— гулящего человека Ивашку, который сказал ей: «А буде кто брал и списывал, и тебе до
того дела просто поставить нельзя, возвести про то отцу своему духовному; это, де, дело
страшное». (Видимо и Грунка, и Ивашко поняли, что в «тетрадке» написаны заговоры и
испугались). И Федорка обратилась за помощью к своему духовному отцу попу Афанасию.
Тот первым делом спросил ее: «Где, де, ты их взяла?» На что Федорка бодро ответила:
«Объявились, де, они у меня в коробье неведомо как». И тогда поп Афанасий взял
«посмотреть» тетрадку с заговорами. У него дома она находилась 4 года, «лежала просто и
та, де, тетрадка завалилась у него неведомо где». При этом Афанасий заявляет: «в ней писаны
молитвы полууставом, а никакого дурна и дурных слов в той тетрадке» не было.
Е.Б.Смилянская упоминает о двух судебных делах, связанных с заговорами, в которых
замешаны представители духовенства. Интересовался ворожбой и держал у себя
«отреченные» книги игумен суздальского Кузьминского монастыря Симон (судебное дело
1720 года) и для ворожбы приглашал к себе безместного суздальского дьячка Никиту
Васильева. А в судебном деле 1729 года рассказывается о «заговорном письме», которое было
обнаружено в доме суздальского попа.

Увлечение церковных людей колдовством, заговорами имело свои причины. Во-первых, это
были наиболее образованные люди, ведь «волшебные письма» надо было не только прочесть,
но и при необходимости переписать, во-вторых, магия — враг и опасный соперник религии
притягивала к себе как новое знание и как запретный плод. Есть еще одно объяснение
интереса духовных лиц к заговорам: магия заклинаний тесно связана с дохристианскими
верованиями. Поскольку остатки «языческих» представлений сохранялись в народе еще в
XVIII веке, вспомним донесение в Синод суздальского и юрьевского епископа Порфирия,
который жаловался на проявление магических обрядов, то можно предположить насколько
сильными были дохристианские верования в народе в предшествующие столетия. А чтобы
бороться с врагом, его надо знать. Похожая картина была в Западной Европе в XV веке, где
духовенство, по свидетельству источников, чрезмерно увлекалось магией. Историк-
медиевист Арон Яковлевич Гуревич пишет: «И здесь мы вновь,уже в который раз,
сталкиваемся с упомянутым выше явлением: образованное духовенство сетует на то, что
священники и монахи сочиняют или записывают и применяют в своей деятельности
суеверные и языческие заклятия...». Но вернемся в Россию.
В XIX веке интерес к заговорами среди представителей русского духовенства приобретает
научный, этнографический характер. Если проанализировать сборники заговоров, то мы
увидим, что некоторые из них аписаны священниками или извлечены ими из старинных
рукописей. Например, рукописный сборник заговоров 1850 года был найден на чердаке дома
одного из священников Костромского уезда. Другой священник — Константин Боголепов
собрал довольно внушительную коллекцию заговоров. Многие заклинания для сборника
М.Забылина были записаны или доставлены представителями духовенства. Например,
заговор «к домовому» записал священник Тарантин, заговор «от портежа с ветру» —
священник Розанов, заговор «от тря-совиц» («от лихорадок») — священник Федор Никонов,
заговор «от детской грыжи» доставил священник Федоров, заговор «от червей» и «на
наговоренное пиво» — священник А. Колчин, заговоры «подход свата» и «оберег жениха» —
священник Алексеев. Записал заговоры «от крови» и «на подход к начальству» помощник
миссионера Батраков. В сборнике Л.Н.Майкова один из охотничьих заговоров извлечен из
старинной рукописи священником Лепехиным. Исследователь русских суеверий Марина
Власова пишет: «До 1917 года изучением народных обычаев и поверий часто занимались
именно священники, особенно сельские пастыри, почитавшие своим долгом прежде всего
уяснить основы народного миросозерцания, а потом уже пытаться изменить его».

И если в ХVII-ХVIII веках колдовство и заговоры представляли для церкви определенную
угрозу, то, позднее, в XIX — начале XX века, церковь стала относиться к чародейству более
снисходительно, как относятся к противнику, не представляющему серьезной опасности.
Например, один из собирателей заговоров священник Константин Островский расспрашивал
лиц, слывущих за колдунов, об их заговорном искусстве и уговаривал их бросить свое
занятие. Священник не стал клеймить их или обращаться за помощью к властям, как, бы он
поступил в старые времена. Нет, он спокойно записал за одним из колдунов заговор «от
пчел» и шутливый заговор «от зубов», не видя в них особой вредоносности. Впрочем, были
случаи, когда деревенских знахарей даже в XIX веке за занятие чернокнижием «навещали»
священники вместе с представителями власти — урядниками, которые приходили с
понятыми. Забирали магические книги и угрожали ссылкой в Сибирь за занятие колдовством
и увлечение заговорами. Правда, дальше угроз дело не шло, — в конце концов, все
заканчивалось миром — и «волшебные» книги им потом возвращали обратно. Но в основном
в XIX веке в микрокосме одной деревни, одного села мирно сосуществуют священники и
колдуны. И также мирно соседствуют молитвы и заговоры. При этом представители
духовенства, являясь собирателями народного фольклора, находят старинные рукописи,
относящиеся к чернокнижию, записывают заклинания у местных колдунов и знахарей, а
потом отсылают их в научные издания. На первый взгляд, магия вызывает у представителей
церкви лишь научный интерес. Однако как объяснить тот факт, что в XIX веке в деревнях
миссия священника и колдуна, как это не покажется странным, иногда совпадает. Найдут,
например, на поле крестьяне «залом» или «закрутку» (спутанный пучок стеблей еще
несжатого хлеба, надломленных в разные стороны и закрученных в узел), сулящих неурожай,
и за вознаграждение вызывают священника.. «он выезжает на место найденной закрутки и
читает над ней заклинания по старинному требнику Петра Могилы». То есть священник
спасает будущий урожай от чужой вредоносной магии, при этом он не объясняет крестьянам,
что «залом» — элемент дохристианской аграрной магии, относящейся к языческим
верованиям, а времена язычества на Руси давно прошли.
По сути, сам священник перестает быть наблюдателем, он становится активным участником
магического театра действий. И своим участием он лишь укрепляет веру в магию, в ее силу и
исходящую от нее опасность. Интересно, что порой крестьяне вызывали на помощь не
священника, а «опытного старика» или знахаря, который выезжал ликвидировать «залом» за
вознаграждение. «Приезжал он обыкновенно с книжкой и по ней читал молитвы (требник
Петра Могилы): «Мне, говорит, его московский митрополит дал и сказал: кормись и поминай
меня!» Само чтение он обставлял очень торжественно: «Залом-залом, взвейся под огнем!
Рассыпься пеплом по земле, не делай вреда никому! Огонь очищает, болезнь прогоняет» .
Обратите внимание, священник и знахарь читают молитвы или заклинания по одной и той же
книге — требнику Петра Могилы, и оба они спасают посевы от чужого колдовства. В
деревнях колдунов и священников в качестве почетных гостей приглашали на свадьбы, чтобы
они защитили молодых. Крестьяне верили, что на свадебному пиру колдун мог силой
заклинаний и магических действий оградить «от порчи» другого колдуна, а священник мог
уберечь «от порчи» силой молитв. Можно было бы затронуть тему об особом мистицизме и
романтизме русского народа, потому что на протяжении веков и малограмотные крестьяне, и
образованные представители высших сословий: дворянства и духовенства продолжают
верить в магию и насылание «порчи». Однако схожее явление наблюдалось в позднее
Средневековье в Западной Европе, чем пишет А.Я.Гуревич: «И тем не менее магия, так
сказать, выгоняемая церковью в дверь, возвращалась в ее собственную практику через окно.
Магическим было сознание не одних лишь темных и необразованных масс, — по сути дела,
таким же было сознание и духовенства, сколько бы эту магию не «очищали» от клейма
«язычества».

Многие стороны деятельности самой церкви были пронизаны магией, и решающим
критерием-различия между безоговорочно осуждаемой магией народа и сакральными
процедурами духовенства было то, кто их осуществлял: простолюдины и простолюдинки,
деревенские колдуньи и знахари или уполномоченный на то церковью священнослужитель» .
Как точно эти слова описывают события, происходящие в русской деревне, где чужое
колдовство прогоняет либо священник, либо знахарь.
В обрядах и магических действиях, которые производит представитель духовенства или
колдун, есть не только сходство, но и соединение христианской — официальной церковной
культуры и языческой — культуры народной. Именно такое странное сочетание —
христианских элементов и остатков дохристианских верований мы обнаружим в текстах
заговоров. Но об этом позднее. Итак, перед нами предстает несколько парадоксальная
картина. Если в ХVII-ХVIII веках духовенство и колдуны — две полярные силы, духовенство
отождествляется со светлым, божественным началом, а колдуны — с темным, дьявольским,
то к XIX столетию колдовство становится менее «темным» и страшным. Священник и
колдун уже не похожи на злостных врагов или непримиримых противников, они больше
напоминают конкурентов. Интересно, что и знахарь, и представитель духовенства с Божьей
помощью выступают против чужого вредоносного колдовства. Интерес отдельных
представителей церкви к колдовству отразился в текстах заговоров. В.Мансикка писал:
«Ограждение в заговорах от еретика и еретицы — намек на то, что заговорами занимались
люди из духовного сословия». Впрочем, само слово «еретик» имеет несколько значений,
первое из них — «вероотступник, раскольник, отщепенец, принявший ересь». Возможно,
постоянное упоминание в заговорах «еретиков и еретиц» — намек на старообрядцев. Кстати,
в сборнике заклинаний Л.Н.Майкова приводится несколько заговоров, взятых из четырех
раскольничьих рукописей ХVIII-ХIХ веков, и один заговор, записанный со слов старухи-
раскольницы. В сборнике М.3абылина тоже встречается «заговор от колдунов», извлеченный
из старообрядческой рукописи. Примечательно, что в текстах заклинаний из раскольничьих
материалов также упоминается «еретик и еретица»: поскольку для раскольников
вероотступниками — «еретиками» являлись последователи патриарха Никона. Но если
вспомнить другое значение слова «еретик», то окажется, что герой заговора имеет в виду не
только представителей духовного сословия и раскольников. Ведь «еретик», северо-восточное
«еретник» (бранное) — колдун, нечестивец, вредный знахарь, насылающий порчу. Так не о
колдунах ли идет речь в заговорах? Между прочим, слово «еретник» (вампир) также
обозначает «нечистого мертвеца». «Нечистым», «заложным» мертвецом становился человек,
умерший без покаяния, в том числе колдун и еретик. Колдун и еретик (вероотступник) в
народном сознании — люди одного толка, поскольку и те, и другие служат лукавому. То есть
по народным представлениям, раскольник, представитель духовного сословия,
увлекающийся магией, колдун и «заложный мертвец» — вампир — по сути, одинаково
опасные существа, поскольку все они так или иначе связаны с нечистой силой. Но в текстах
заговоров мы находим еще одно подтверждение того, что духовенство занималось магией.

В некоторых заклинаниях в разряд «лихих»,опасных людей входят не только еретики и
вероотступники. Бояться следует также: «схимника и схимницу, чернеца и черницу, старца и
старицу, попа и дьякона», «верующих колдунов», «черных Божиих людей». В заговоре «на
удачную охоту» читаем: «Пречистая сущая Богородица, закрой же и защити меня, раба
Божия (имя рек), и мои ставушки и ловушки, и весь мой промысел своей рукою нетленною от
колдуна и от колдуньи... от порченика и от порченицы... от кудесника и от кудесницы, от
отрока и от отроковицы, от старца и от старицы, от схимника и от схимницы, от попа и от
попадьи, от дьякона и от дьяконицы, от дьячка и от дьячихи, от пономаря и от
пономарицы...». Именно эти люди, по мнению анонимных авторов заговора, способны
навести «порчу» и спугнуть удачу. И подобное осторожное, недоверчивое отношение к
духовенству нашло отражение в русских народных приметах.
Считалось, что если в пути встречается поп, монах, монахиня, то в предпринятом начинании
или в пути успеха не будет. Вера в подобные приметы была присуща не только крестьянам,
но представителям других сословий. Вспомним роман А.С.Пушкина «Евгений Онегин» и
страхи его героини — Татьяны: Когда случалось где-нибудь Ей встретить черного монаха,
Иль быстрый заяц меж полей Перебегал дорогу ей, Не зная, что начать от страха,
Предчувствий горестных полна, Ждала несчастья уж она.
Примечательно, что в подобные приметы верят даже в стойком к суевериям XIX веке.
Впрочем, боязнь Татьяны «черного монаха» — не выглядит как исключительная, странная
особенность поведения, другое дело — суеверный генерал Демидов из Петербурга! Если он
встречал по дороге священника, то останавливался, просил благословения, а потом отвозил
священника к себе домой. Дома запирал священнослужителя на ключ, а затем со спокойным
сердцем отправлялся по делам. Зная о его причудах, духовные лица, едва завидев карету
генерала, прятались восвояси.
Но есть еще одна причина, по которой в заклинаниях представители духовного сословия
упоминаются как отрицательные персонажи — лица, которых следует бояться. Нередко
разбойники и мошенники, переодевшись в монашескую одежду, бродили по большим
дорогам, городам и селам.

Переодетые бандиты просили подаяние и денег на построение храмов и нередко нападали на
людей. Вероятно, именно эти артистичные разбойники, что под видом монахов обманывали и
грабили людей, и есть те «схимники», от которых защищается герой заговора. Мошенники,
это зло в маске добра, бросали тень на священнослужителей, превращая их образ из
положительного в отрицательный. По образу духовенства наносился «двойной удар», потому
что две категории лиц вызывали к себе негативное отношение.
И обе эти группы в народном сознании были связаны с духовенством и бросали на него тень.
Это — раскольники-старообрядцы, которые в народном сознании уподоблялись еретикам и
колдунам, и переодетые в монахов разбойники. Итак, нашему взору открывается
двойственная картина — с одной стороны церковь на протяжении веков борется с магией,
заговорами и их распространением и старательно преследует людей, которые увлекаются
колдовством. С другой стороны — представители духовенства сами испытывают живой
интерес к магии и народной культуре, а потому активно записывают заговоры. И именно
священники сохранили для нас многие заклинания.
Колдун Ефим Котов.