Письмо XVIII. Луна

Дорогой неизвестный друг,

Запрет Лоту и его семье оглядываться назад, совершенный Давидом грех исчисления народа Израиля и характерные черты человеческого разума (в противоположность интуиции), сформулированные Анри Бергсоном, объединяет то, что все они относятся к проблеме инверсии поступательного движения жизни, т. е. относятся к проблеме возвратного, регрессивного движения. Итак, картой Восемнадцатого Старшего Аркана Таро "Луна" нам непосредственно предлагается тема регрессивного движения, в противоположность теме жизни.

Она является антитезой Семнадцатого Аркана, "Звезды". Ибо если последняя пробуждает идеи, чувства и импульсы воли, относящиеся к эволюции жизни и сознания, в плане их бесконечного развития, то первая пробуждает идеи, чувства и импульсы воли, относящиеся к инверсии эволюционного движения жизни и сознания, т. е. к их свертыванию, остановке движения и движению вспять. На карте Восемнадцатого Аркана вместо бегущего потока и зеленеющих кустов на карте Семнадцатого мы видим стоячее болото и две застывшие каменные башни. Вместо обнаженной женщины, изливающей этот поток (который течет все дальше) из двух сосудов, мы находим изображение упрятанного в оболочку или панцирь существа - рака - на дне болотистой лужи, да еще двух собак (либо собаку и волка), воющих на луну. И, наконец, вместо лучистого созвездия из восьми звезд, мы находим мрак полного лунного затмения.

Всем своим совокупным контекстом карта приглашает нас к духовному упражнению - к размышлению над тем, что останавливает эволюционное движение и стремится повернуть его вспять. И если господствующей темой Семнадцатого Аркана является фактор роста, то предметом Восемнадцатого является особый фактор умаления -принцип затмения. В Восемнадцатом Аркане речь не идет ни об искушении извне, что было темой Шестого Аркана, ни о дьяволе и демонах - этих губительных и порабощающих силах - теме Пятнадцатого Аркана, ни даже о самонадеянном стремлении возводить "Вавилонские башни", теме Шестнадцатого Аркана. Речь здесь идет о том, что присутствует всегда, что дано всякой воплощенной человеческой душе и отягощает ее самим фактом ее воплощения, т. е. о том, что является неизбежным следствием воплощения. Принцип затмения, или "фактор умаления", присутствовал и действовал бы в нас даже если бы дьявол и все демоны от нас отступились, а все человеческие существа усвоили урок смирения и отказались от желания возводить "Вавилонские башни".

Восемнадцатый Аркан Таро есть аркан того же двойственного течения, которое в формулировке Анри Бергсона определяется как "разум - материя" или "материалистическая интеллектуальность",- в противоположность двойственному течению "непрерывность - дух", или "интуиция - сознание". Ибо течение "интеллектуальность - материальность", причем именно в описании Бергсона, и есть тот самый "фактор умаления", или "принцип затмения", который определяет весь контекст карты Восемнадцатого Аркана. Поскольку луна является принципом отражения, то так же, как она отражает солнечный свет, так и человеческий разум отражает созидательный свет сознания, которое подвергается затмению, когда господствует "материалистическая интеллектуальность". Подобно тому, как воля человека к покорению Природы приводит в движение "материалистическую интеллектуальность" и предписывает ее работе свои "правила игры", так и Луна Восемнадцатого Аркана в затмении лишь окаймлена лучами отраженного солнечного света, в то время как ее поверхность отражает только профиль человеческого лица. Более того, подобно тому, как рак пятится назад, человеческий разум движется в обратном направлении, т. е. по пути "следствие - причина", -когда он участвует в присущем ему акте познания. Прочие детали этой карты - разноцветные капли, падающие вверх, две башни, две лающие собаки, стоячая вода болота - лишь уточняют формулировку, как мы это увидим из дальнейших размышлений над центральной темой этого Аркана, прочих аспектов течения "интеллектуальность - материальность", противоположного течению созидательной эволюции: "непрерывность - движение".

Солнце, луна и звезды суть, согласно Книге Бытия (Быт. 1:1 б-17), "светила на тверди небесной, чтобы светить на землю", созданию которой был отведен четвертый день Творения.

Человеческое же сознание есть сфера, в которой проявляются три разновидности света: свет творения, свет отраженный и свет откровения. Первый участвует в трудах сотворения мира, что, начиная с шестого дня творения, он продолжает делать и по сей день, т. е. участвует в том, что мы называем "созидательной эволюцией"; второй освещает темное поле деятельности человеческой воли, которое

теперь мы называем "материей"; последний ориентирует нас на непреходящие ценности и истины, которые представляют собой, так сказать, высший апелляционный суд, абсолютный критерий всего, что ценно и истинно во времени и пространстве. Благодаря трем этим разновидностям света человек в одно и то же время является и творцом, участвующим в созидательной эволюции, и повелителем материи - автором трудов цивилизации, - и верующим, коленопреклоненно возносящим молитвы Богу и способным направить свою волю к воле Божьей. Созидательное сознание, отражающий разум и откровение свыше суть три светила человеческого микрокосма -его "солнце", "луна" и "звезды".

Три Старших Аркана Таро - "Звезда", "Луна" и "Солнце" -это Арканы света: свет откровения свыше, свет отражающего разума и свет созидательного сознания. В предыдущем письме мы рассматривали звездный Аркан. В следующем письме мы будем рассматривать Аркан солнечный. В этом же письме речь пойдет о лунном Аркане, т. е. об Аркане неразделимой пары - Земли и ее спутника (Луны) - либо (в плане микрокосма) материальности и разума. Следует прежде всего отметить, что Восемнадцатый Аркан Таро раскрывает взаимоотношения между луной и землей; он рассматривает пару "луна - земля" как таковую, - так же, как, например, Анри Бергсон рассматривает пару "разум - материя" как таковую. Ибо материальность (то есть материальный и механический аспект мира) есть то же для разума (то есть для способности сознания переходить от следствий к причинам путем индукции и дедукции), что земля для луны. Разум созвучен материи, а материя созвучна разуму, легко поддаваясь анализу и синтезу. Таким образом, материя приспосабливается к разуму, а разум "характеризуется неограниченной способностью разложения на составные части, в соответствии с каким-либо законом, и повторного сложения в любую систему" (26: р. 65). Они составляют неразделимую пару.

Представьте, каково было бы состояние разума, лишись он окружения материального мира, где существует "неограниченная способность разложения на составные части, в соответствии с каким-либо законом, и повторного сложения в любую систему". Он оказался бы не только неспособным выделять определенные предметы из их устойчивой совокупности, но был бы также бессилен создавать приспособления и машины, используемые для усиления органов действия и чувств, которыми наделила человека Природа.

Делимость и податливость неорганической материи (либо материи, приведенной в состояние неорганической) столь же необходима для разума, как вода необходима рыбе, чтобы плавать, а воздух - птице, чтобы летать: вода и воздух - их жизненные стихии.

"Важнейшая функция нашего разума, каким его сформировала эволюция жизни, - это освещать путь нашего поведения, подготавливать наши действия по отношению к разным предметам, предвидеть в конкретных ситуациях благоприятные либо неблагоприятные последствия таких действии. Следовательно, в каждой конкретной ситуации разум инстинктивно выбирает то, что похоже на ему известное; он отыскивает его, чтобы получить возможность применить принцип "подобное порождает подобное". Лишь в этом и состоит предвидение будущего здравым смыслом. Наука доводит это качество до максимально возможной степени точности, что, однако, не изменяет его характера. Имея дело с различными предметами, наука, как и обычное знание, интересуется лишь аспектом повторения. Хотя нечто целое может быть совершенно оригинальным, наука всегда постарается разложить это целое на элементы или аспекты, которые в большей или меньшей степени уже встречались в прошлом. Наука способна заниматься лишь тем, что повторяется...

Все, что в следовавшие один за другим моменты истории оказывалось математически неприводимым или необратимым, выпадало из поля зрения науки" (26: 1964, р. 31).

В то же время следует отметить, что аспект повторения вещей, который впервую очередь стремится отыскать разум, соотносится с почти врожденной склонностью разума сводить движение к неподвижности и преобразовывать время в пространство. "Повторение" - это всего лишь неподвижный элемент движения и пространственный элемент времени. Когда, к примеру, мы говорим о повторяющемся цикле смены времен года, мы преобразуем движение времени в пространство; движение мы замещаем образом круга в пространстве. И этот круг означает постоянное повторение смены времен года; весна - лето - осень - зима - весна и так далее.

Никто не сформулировал этого постулата разума, т. е. повторения и следующего за ним преобразования времени в пространство, с большей силой, чем Соломон, сказавший в Книге Екклесиаста:

"Что было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят: "смотри, вот это новое"; но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем; да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после" (Екклес. 1: 9-11).

Очевидно, что речь здесь идет о постулате - догмате веры для разума, - поскольку изречение Соломона выходит за все границы опыта, ибо оно гласит, что нечто, появляющееся как новое в сфере непосредственного опыта, должно быть повторением чего-то старого, канувшего в забвение: новым оно выглядит лишь благодаря невежеству - следствию забвения прошлого, и точно так же будет и в будущем, т. е. все будет считаться новым только благодаря забвению того, что было в настоящем. Время не создает ничего; оно лишь сочетает в различных комбинациях то, что раз и навсегда дано в пространстве. Время подобно ветру, пространство подобно морю; ветер поднимает на поверхности моря бесконечно повторяющиеся волны, но само море остается неизменным, оно вообще не изменяется. Следовательно, нет ничего - и не может быть ничего - нового под солнцем.

Таков выдвинутый около трех тысяч лет назад постулат разума, который признан справедливым по сей день и лежит в основе действия разума. А вот его антитеза, выдвинутая Анри Бергсоном:

"Вселенная пребудет вечно. Чем больше мы изучаем природу времени, тем больше мы постигаем, что непрерывность означает изобретение, создание форм, непрерывное развитие чего-то нового" (26: р. 11).

Мы еще вернемся к этой антитезе Бергсона (и герметизма), когда необходимость в ней, как в естественном ответе на этот постулат разума, проявится с ослепительной очевидностью, и когда она предстанет нашему разумению как своеобразный "дополнительный оттенок" Аркана "Луна". Ибо Аркан "Луна" -в той мере, в какой он является духовным упражнением - не имеет иной цели, кроме пробуждения сознательного желания следовать за пределы разума и решиться совершить "прыжок", дабы покинуть его сферу.

Однако вернемся к паре "разум - материя", или "интеллектуальность - материальность":

"...разум прежде всего стремится к конструированию. Подобное конструирование производится исключительно с инертной материей, и в этом смысле даже если он использует организованную материю, он обращается с нею как с материей инертной, не заботясь об одушевляющей ее жизни. Да и из всей инертной материи конструирование имеет дело лишь с предметами твердыми, все же остальное не поддается ему в силу своей текучести. Если, следовательно, склонностью разума является конструирование, то мы вправе ожидать, что все обладающее текучестью в реальности сможет от него частично ускользнуть, а все, что есть жизнь в живом, ускользнет от него вообще. Наш разум, покидая ладони Природы, имеет своим главным объектом неорганизованную твердь" (26: pp. 161 -162).

Так, аксиома разума о том, что часть меньше целого, совершенно справедлива, когда речь идет о мерах твердых или жидких тел (то есть когда жидкость приравнивается к твердому телу). Половина камня, несомненно, меньше, чем целый камень, половина стакана воды меньше, чем полный стакан. Но эта аксиома уже не столь безоговорочна, когда речь заходит о функциях живого организма. Можно, разумеется, отрезать ногу, во много раз превосходящую по размерам человеческое сердце, и за этим не последует смерть; но жить без сердца невозможно. Функция сердца гораздо важнее для организма, нежели функция ноги, хотя сердце намного меньше, чем нога. Таким образом, по отношению к живому организму эта аксиома должна быть видоизменена - в том смысле, что в плане функционирования функционирующие части и функционирующее целое могут быть равными. Следовательно, в случаях, касающихся функционирования живого организма, можно сразить просвещенного логика такой формулой: целое может быть равным его части.

Та же аксиома в приложении к нравственной сфере претерпевает еще более глубокие и очевидные видоизменения. В сфере чистых ценностей данная аксиома изменяет форму и преобразуется в свою противоположность. В самом деле, аргумент Каиафы в пользу вынесения приговора Иисусу, предложенный им собранию Синедриона, - "лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб" (Ин. 11: 50), -несомненно является простой ссылкой на логическую аксиому, согласно которой целое (народ) больше (имеет большую ценность), чем часть (один человек). Но весь народ Израиля не имел никакого иного основания своего существования, как его часть - Мессия! Более того, является ли Слово, чрез которое все начало быть, и без которого ничто не начало быть, и которое стало плотью (срв. Ин. 1: 3, 14), - является ли оно частью или всем народом Израиля... человечеством... всем миром, наконец?

Или возьмем притчу о заблудшей овце, где Христос говорит:

"Если бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся? И если случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели о девяноста девяти не заблудившихся" (Мф. 18: 12-13).

Так все ли еще справедлива аксиома о том, что целое больше его части в сфере нравственных ценностей?

Или возьмем притчи о кладе, зарытом в поле, о ценной жемчужине и о двух лептах бедной вдовы. Не показывают ли они со всей очевидностью, что в мире духовных ценностей данная аксиома принимает вид следующей: часть может быть больше целого?

Подобные выводы, к которым приходишь, применяя логику к органической и нравственной сферам, ставят в тупик разум, чьи законы логики приведены в соответствие с неорганической твердью.

Великий грех Давида - повеление исчислить народ Израиля (срв. 2 Цар. 24: 2) - заключался в применении свойственного человеческому разуму метода сведения всего живого и нравственного к неорганической тверди, т. е. людей к вещам: живого и нравственного (народа Израиля) - к числу. Отдавая приказ исчислить народ Израиля, Давид совершил грех в духовной сфере, сведя живых и чувствующих людей к мертвым и неодушевленным предметам, т. е. к мертвецам. Следовательно, он согрешил против заповеди "не убий".

Рождество Иисуса Христа произошло не только в самое темное время года, когда ночи самые длинные, но и под знаком девственного разума, затемненного земным человеческим разумом. Ибо оно произошло во время переписи всего мира: "В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле... в правление Квириння Сириею" (Лк. 2: 1-2). Это было повторение греха Давида, но уже в масштабе всей Римской империи - "по всей земле". Стало быть, кесарь Август повелел, чтобы со всеми живыми и чувствующими человеческими существами, в том числе с воплощенным Словом, обращались как с неодушевленными предметами. Время было зимнее, если речь идет о солнце... и было время лунного затмения, если речь идет о разуме.

Наш разум лишь тогда чувствует себя свободно и непринужденно, когда трудится над грубой материей, и особенно над твердыми телами:

"Что является наиболее общим свойством материального мира? Его расчлененность: он представляет нам объекты, находящиеся вне других объектов, а в самих этих объектах - их расчлененные части. Для нас, несомненно, полезно, с учетом наших дальнейших манипуляций, рассматривать каждый объект как разделимый на произвольно определенные части, каждую из которых мы снова можем разделить как нам заблагорассудится, и так далее до бесконечности... Именно на эту возможность расчленения материи по нашему усмотрению мы намекаем, когда говорим о непрерывной делимости материи; но эта непрерывность, как мы ее видим, есть не что иное, как наша способность выбрать тот вид дискретности, который материя позволит нам в ней обнаружить. Собственно говоря, избранный нами вид дискретности всегда кажется нам реальным и приковывает к себе наше внимание лишь потому, что он руководит нашими действиями. Таким образом, дискретность мыслится сама по себе; она мыслима в себе самой; мы формируем представление о ней актом позитивного мышления; в то время как интеллектуальное представление о непрерывности негативно, являясь в глубине своей лишь отказом нашего разума рассматривать ее как единственно возможную до того, как ему будет предоставлена какая-либо система разложения на части. Из одной лишь дискретности формирует разум четкую идею" (26: pp. 162-163).

По этой причине не только наука разлагает, скажем, предметы на химические соединения, а те, в свою очередь, на молекулы, молекулы на атомы, атомы - на электроны, но и наука оккультизма (которая хотела бы сравняться с официальной наукой) занимается таким разложением. Например, человеческое существо разлагается на три принципа - дух, душу и тело, - когда заходит речь о месте, которое занимает человек между Богом и Природой; либо на четыре принципа - физическое тело, витальное тело, астральное тело и эго (сущность), - когда речь идет о практической задаче овладения действующим лицом своими "орудиями", как это происходит в Раджа-Йоге; либо даже на семь принципов - физическое тело, эфирное тело, астральное тело, низшая сущность, разум, интуиция и высшая Сущность, - когда речь идет об эволюции человека во времени; либо, наконец, на девять принципов - три телесных принципа, три душевных принципа и три духовных принципа, - когда речь идет о соотношении между микрокосмом и макрокосмом с его девятью духовными иерархиями, которые, в свою очередь, являются отражением божественной Святой Троицы. Если мы здесь добавим, что христианская теология разделяет человека всего на два принципа - тело и душу, что Веданта и Каббала разделяют его на пять принципов - в Каббале эти принципы именуются basar, nephesh, neshamah, hayah, yehidah, - что каббалисты разделяют также человека на десять принципов, согласно десяти Сефирот, и что отдельные астрологи разделяют его на двенадцать принципов, согласно двенадцати знакам Зодиака, становится очевидным, что человек с легкостью позволяет себе использовать различные варианты разложения, в соответствии с целями применяющего их разума. Но подобную операцию он допускает лишь в той степени, в какой он предается манипуляциям разума, которые трактуют его надлежащим образом, т. е. разлагают его согласно системе, наилучшим образом отвечающей целям, поставленным его волей. Ибо разум - даже если он занимается оккультными науками - отчетливо представляет себе только дискретность.

По этой причине разум представляет себе движение так, словно оно прерывисто. Он реконструирует движение посредством ряда неподвижных положений, помещенных им одно за другим, т. е. заставляет движение останавливаться требуемое количество раз, получая таким образом кинопленку, которую затем и прокручивает:

"Достаточно будет сказать, что к стабильности и неподвижности наш разум привержен в силу своей природной склонности. Из одной лишь неподвижности формирует разум четкую идею" (26: р. 164).

Греческий философ Зенон Элейский (пятый век до н.э.), автор знаменитых парадоксов о "летящей стреле" и "Ахилле и черепахе", живший за двадцать четыре столетия до изобретения кинематографа, вообще отрицал реальность движения по той причине, что разум способен представить не движение, а лишь последовательность статических положений. Подобно Соломону, провозгласившему три тысячи лет назад постулат разума о том, "что нет ничего нового под солнцем", Зенон провозгласил двадцать четыре столетия назад другой постулат разума, что "не существует непрерывного движения, а есть лишь последовательные точки покоя".

Разум прежде всего привязывается к положениям движения, а не к процессу, в ходе которого оно переходит из одного положения в другое, - к процессу, который и есть само движение:

"От самой подвижности наш интеллект отворачивается, поскольку, рассматривая ее, ничего не приобретает. Если бы интеллект предназначался для чистого теоретизирования, он занял бы свое место внутри движения, ибо движение есть сама реальность, а неподвижность всегда либо иллюзорна, либо относительна. Но интеллект предназначен для совершенно иного. Если только он не совершает над собой насилия, он выбирает противоположное направление; он всегда отталкивается от неподвижности так, словно она является абсолютной реальностью..." (26: р. 163).

Разум сосредоточивается только на жатве, т. е. на продукте, а не на его производстве, которое для него есть лишь средство, последовательный ряд шагов к получению продукта. Он всегда стремится к результату. Он всегда предвкушает "осень" вещей и событий. Он ориентируется на факты, на вещи совершившиеся, а не на процесс созидания или становления. "Весна" и "лето" вещей и событий либо ускользают от него, либо берутся в расчет только в предвидении "осени", как стадии подготовки к ней. Зарождение и рост рассматриваются только во взаимосвязи с жатвой. Подвижность, обретаемая существом, -это зарождение и рост; в то время как жатва - это то, что "получилось", т. е. продукт.

Совсем иным, нежели принцип, лежащий в основе разума - принцип осени, - является принцип, лежащий в основе интуиции веры:

"В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничего не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков" (Ин. 1: 1 -4).

Здесь, в Евангелии от Иоанна, выдвигается принцип интуиции веры, принцип весны. Именно к началу, к весне мира устремляется Евангелие от Иоанна, и в качестве отправной точки для всего последующего оно постулирует созидательное Слово, - подвижность в сердце жизни, лежащую в основе света сознания. Евангелиеот Иоанна с самого начала призывает нас к тому, что совершенно противоречит здравому смыслу, самим законам разума - к перемещению его из осени, в которой он чувствует себя как дома, в разгар весны, от жатвы к посеву; от вещей рукотворных - к Слову созидательному; от вещей оживленных - к самой Жизни; от вещей озаренных - к самому Свету.

Более подробно мы займемся творческой интуицией или таинством веры в письме о Девятнадцатом Аркане Таро, "Солнце", который является Арканом весны. Здесь же речь идет лишь о более точном описании лунного (осеннего) принципа разума путем противопоставления принципа творческой интуиции - так, как это сказано в первой главе Евангелия от Иоанна, -принципу разума, который является темой Восемнадцатого Аркана.

Итак, Евангелие от Иоанна призывает человеческую душу переместить свой разум из осени в разгар весны - с тем чтобы обновить его, помещая в сфере созидательности вместо сферы сотворенного, т. е. осуществить "соединение" солнца с луной, выражаясь языком астрологии. Это означает, что если постулат разума заключен в словах "нет ничего нового под солнцем", то разум призывается адаптироваться к чистой и простой созидательности, заключенной в формуле "в начале было Слово"; что если разум четко представляет себе только неподвижность, то его приглашают погрузиться в деяние чистого творения Слова; что если разум четко представляет себе только дискретность, он оказывается лицом к лицу со Словом, в котором жизнь, которая есть свет человеков; что если разум главным своим предметом имеет неорганическую твердь, то теперь перед ним стоит задача постижения и всего мира, как организующего деяния Слова, и Иисуса Христа, как космического Слова, ставшего плотью; что если, наконец, для разума характерна природная неспособность постижения жизни, то теперь он должен понять Слово как самоё сердце жизни, и жизнь, лежащую в основе света сознания. И все это он проделает не для того, чтобы понять - т. е. не для того, чтобы пожать плоды того, что есть, - но для того, чтобы совершить акт становления, чтобы осуществить рождение нового, т. е. того, чего еще нет. Ибо "тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые не от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились" (Ин. 1: 12, 13).

В этом заключена вся разница между природой разума и природой интуиции веры, между принципом осени и принципом весны. Первый есть понимание того, что есть; последний - это участие в становлении того, что должно быть. Когда Авраам покинул Ур и отправился через пустыню в чужую страну, чтобы стать родоначальником народа будущего - через несколько столетий после него, - он действовал как человек весны, или как человек веры. Когда Соломон в своем трактате, известном под названием "Екклесиаст", подвел итог всему, что познал в течение жизни, благодаря опыту и размышлениям, он действовал как человек осени, человек разума. Авраам был "сеятелем"; Соломон был "жнецом".

Если же речь идет о герметизме, то ему принадлежит история непрерывных и настойчивых усилий, направленных на соединение разума с интуицией веры - на алхимический союз солнца и луны. Возможен ли такой союз?

Св. Фома Аквинский, Анри Бергсон и Пьер Тейяр де Шарден, в числе других, каждый по-своему говорят да. Я выбрал три этих имени, поскольку они представляют теологию, философию и науку. Воодушевляет, несомненно, тот факт, что трое этих выдающихся представителей религии, философии и науки являются нашими союзниками в решении этой задачи, но даже будь все иначе, разве могли бы мы стремиться к чему-либо иному? Разве могли бы мы оставить тысячелетние труды и усилия, направленные на союз и соединение разума с верой? Нет, ибо хотим мы этого или нет, но мы вступили на этот путь навечно - даже если бы речь шла только о мираже.

Я говорю "даже если бы речь шла только о мираже", потому что этот союз, это соединение тысячелетиями вдохновляло (и продолжает вдохновлять) упорные и настойчивые усилия, но, насколько мне известно, эти усилия никогда не были увенчаны полным успехом. Иногда разум и интуиция веры в значительной мере сближаются; временами они действуют как союзники; иногда они дополняют друг друга в такой степени, что появляются самые высокие надежды; но их истинное слияние, их полный и прочный алхимический союз все еще не достигнут. В умах и сердцах отдельных тружеников на этой великой ниве разум и интуиция веры уже действуют как обрученная пара, но брачный союз еще не заключен. До сих пор не достигнут полный успех в получении сплава двух этих металлов. Это всегда либо посеребренное золото, либо позолоченное серебро.

У Фомы Аквинского, например, это посеребренное золото; у большинства авторов-оккультистов это позолоченное серебро. В трудах Оригена, Дионисия Ареопагита, Якоба Бёме, Луи-Клода де Сен-Мартена, Владимира Соловьева и Николая Бердяева виден впечатляющий прогресс в существенном сближении разума и интуиции веры. То же можно сказать об Анри Бергсоне и Тейяре де Шардене.

Вот предлагаемая нам Анри Бергсоном попытка слияния разума с интуицией веры. Установив, что "для разума характерна природная неспособность постижения жизни", Бергсон освещает природу инстинкта:

"Наоборот, инстинкт влит в самую форму жизни. Если разум все рассматривает механически, то инстинкт действует, так сказать, органически. Если бы дремлющее в нем сознание пробудилось, если бы оно, подобно пружине, свернулось к познанию, вместо того, чтобы разворачиваться к действию, если бы мы могли задавать вопросы, а оно отвечать на них, тогда оно открыло бы нам самые сокровенные тайны жизни. ...Инстинкт и разум - это два различных пути развития одного и того же принципа, который в одном случае остается внутри себя, в другом же выходит из себя и поглощается в использовании инертной материи... Весьма существенным фактом является маятниковое движение научных теорий инстинкта - от рассмотрения его как разумного до рассмотрения его как всего лишь доступного пониманию, или, я бы сказал, между уподоблением его "падшему" разуму и сведением к чистому механизму. Каждая из этих объясняющих систем с торжеством критикует другую, первая -когда показывает нам, что инстинкт не может быть всего лишь рефлексом, вторая - когда объявляет, что инстинкт есть нечто иное, нежели разум, пусть даже впавший в бессознательность... Конкретное объяснение, и уже не научное, а метафизическое [либо герметическое], следует искать в совершенно ином направлении, причем не в направлении разума, а в направлении "сочувствия". Инстинкт - это сочувствие. Если бы это сочувствие могло расширять свой предмет, а также размышлять над самим собой, оно дало бы нам ключ к жизненным процессам так же, как разум, развитый и дисциплинированный, ведет нас к тайнам материи. Ибо нелишним будет повторить, что разум и инстинкт развернуты в противоположных направлениях: первый - к инертной материи, последний - к жизни. Разум, с помощью науки, являющейся его трудом, будет все более полно раскрывать нам тайны физических процессов; что до тайн жизни, то он приносит нам - точнее, лишь претендует на то, что приносит -перевод на язык инерции. Он ходит вокруг жизни, разглядывая ее извне со всех мыслимых точек, втягивая ее в себя, вместо того, чтобы войти в нее. Но именно к подлинной сущности жизни ведет нас интуиция - под интуицией я разумею инстинкт, ставший безучастным, осознающим себя, способным размышлять над своим предметом и расширять его до бесконечности" (26: pp. 174, 177, 185-186).

В этом, следовательно, и заключается практическая задача этой попытки. Она предусматривает обуздание инстинктов вплоть до их безучастности, т. е. истинную цель всякого аскетизма, либо ту часть пути к мистическому единению, которую традиция именует "via purgativa" - путем очищения духовного адепта, или "purga-torium" ("чистилищем"), когда речь идет о предначертанном пути человека; затем она предусматривает то, что инстинкт начинает осознавать себя, т. е. то, что традиция именует "via illuminativa" - путем просветления духовного адепта, или "небесами", когда речь идет о предначертанном пути человека; и, наконец, она предусматривает инстинкт, способный размышлять над своим предметом и расширять его до бесконечности, находясь с ним в полном единении посредством сочувствия, т. е. то, что традиция именует "via unitiva" - путем единения. Плодами пути единения являются гнозис (где "инстинкт способен размышлять над своим предметом") и мистицизм созерцания ("где инстинкт способен бесконечно расширяться") -либо также "visio beatifica" ("видение райского блаженства"), которым человеческие души наслаждаются на небесах, пройдя чистилище и небесную школу, в которой приучаются не быть ослепленными божественным светом, но видеть сквозь него, когда речь идет о предначертании пути человека.

Такова задача. Но что же решение? Как можно его достичь?

Оно состоит в смелой попытке разума "выйти" из привычной ему среды. Вот что говорит об этом Бергсон:

"Нам скажут -тщетно пытаетесь вы выйти за пределы разума: как вы можете это сделать иначе, нежели с помощью разума? Все четкое в вашем сознании есть разум. Вы пребываете внутри вашего мышления; вы не можете выбраться из него. Говорите, если вам хочется, что разум способен на прогресс, что он все четче и четче будет всматриваться во все большее число вещей; но не говорите о его порождении, ибо эту работу вам придется проделать с вашим же собственным разумом. Возражение напрашивается само по себе. Ведь тот же самый ход рассуждений доказал бы и невозможность приобретения всякой новой привычки. Самой своей сущностью рассуждение призвано замкнуть нас в круге данности. Но действие разрывает круг. Если бы мы никогда прежде не видели плывущего человека, мы могли бы сказать, что плавание есть вещь невозможная, тем не менее для того, чтобы научиться плавать, мы должны сначала научиться держаться в воде и, следовательно, уже уметь плавать. Рассуждение, в сущности, всегда пригвождает нас к неподвижной земле. Но если я попросту решусь броситься в воду, я смогу с успехом продержаться на поверхности, сначала просто барахтаясь, а затем постепенно привыкая к новой среде: и таким образом я научусь плавать. Так теоретически в попытках узнать что-либо иначе, нежели с помощью разума, всегда присутствует элемент абсурдности; однако если открыто принять на себя риск, то действие, возможно, разрубит узел, который рассуждение затянуло и не желает распускать. Помимо этого, риск покажется тем меньшим, чем больше будет приниматься наша точка зрения. Мы уже показали, что разум отрешился от гораздо более обширной реальности, но что между ними обоими никогда не было четкого водораздела; вокруг понятийного мышления неизбежно сохраняется расплывчатая кайма, напоминающая о его происхождении. И далее мы сравнивали интеллект с твердым ядром, образовавшимся путем конденсации. Это ядро не слишком отличается от окружающей его жидкости и может быть вновь поглощено ею, поскольку состоит из того же самого вещества. Тот, кто бросается в воду, будучи знаком лишь с сопротивлением земной тверди, немедленно утонет, если не станет бороться с текучестью новой для себя среды: он волей-неволей должен цепляться, так сказать, за ту твердь, которая присуща даже воде. Только при этом условии он сможет привыкнуть к текучести жидкости. Таково и наше мышление, когда решается совершить прыжок. Но совершить этот прыжок, т. е. покинуть свою привычную среду, оно все же должно. Разуму, рассуждающему над своими способностями, никогда не удастся их расширить, хотя если такое расширение совершится, оно вовсе не покажется неразумным. Тысячи и тысячи вариаций на тему ходьбы никогда не дадут в результате законов плавания: зайдите-ка сами в воду, и, когда научитесь плавать, вы поймете, как механизм плавания связан с механизмом ходьбы. Плавание есть продолжение ходьбы, но сама ходьба никогда бы не подтолкнула вас к плаванию. Вы можеге сколько угодно предаваться глубокомысленным рассуждениям о механизме разума; но таким методом вам никогда не удастся выйти за его пределы. У вас может получиться нечто более сложное, но вряд ли более высокое или хоть сколько-нибудь необходимое. Вам придется брать это штурмом; вы должны актом воли бросить разум за его пределы" (26: pp. 202-204).

В этом вся сущность "бергсонианской Йоги", т. е. практического метода соединения разума с инстинктом, или принципом сочувствия,- соединения таким образом, что этот принцип или инстинкт оказывается способным к расширению и размышлению над собой, или, иными словами, способным к развитию интуиции.

Усилие, подразумеваемое Бергсоном, в Каббале именуется KAWWANA, а результат этого усилия, который Бергсон называет"интуицией", именуется DAATH. KAWWANA - это глубокая медитация, т. е. усилие разума, имеющего своей целью погружение в глубины окружающего его мрака. KAWWANA значительно отличается от картезианской медитации, где речь как раз идет о концентрации ясности самого разума внутри себя, и от кантианской медитации, где разум стремится подняться над собой, делая себя объектом наблюдения, анализа и критики. Глубокая медитация, или KAWWANA, - это не только концентрация света разума с целью усиления его ясности, и не только попытка разума прийти к познанию самого себя. Глубокая медитация - это усилие разума проникнуть в окружающие его сумрачные глубины, к которым он находит доступ посредством сочувствия, а не применения своих логических, аналитических и критических способностей. Говоря языком Каббалы, речь идет о брачном союзе между принципом разума, Сефирой BINАН, и принципом мудрости, Сефирой СНОКМАН, - в "срединном стволе" Древа Сефирот. Таким образом, DAATH - это такое состояние сознания, при котором разум и мудрость - знание приобретенное и приобретаемое с одной стороны, и знание латентное и активизируемое с другой - становятся единым целым. Это то самое состояние сознания, которое Церковью именуется "разумом, просветленным благодатью" ("gratia illuminatus"), в котором благодать является фактором, активизирующим в нас латентное знание "образа и подобия Божия", а интеллект -это "бергсоновский разум", который в единении постигает такие вещи, которых никогда не смог бы понять, находясь внутри себя. На него, следовательно, и снисходит озарение.

Относительно каббалистического Древа Сефирот следует отметить, что DAATH нигде не присутствует в нем в качестве Сефиры или какого-либо составляющего элемента. В то время как на оси "срединного ствола" находятся четыре Сефирот, - а именно KETHER, или Корона, TIPHARETH, или Красота, YESOD, или Основание, и MALKUTH, или Царство, - DAATH есть то, чему еще предстоит быть созданным, а затем уже включенным в Древо Сефирот. Это означает, что синтез ствола Мудрости, несущего Сефирот GEDULAH, или Величие, и NETZAH, или Победу, и ствола Разума, несущего Сефирот GEBURAH, или Власть, и HOD, или Славу, предусмотрен в Древе Сефирот для одного лишь мира творческого (olam ha'briah) и мира формирования (olam ha'yetzirah), тогда как в мире эманационном (olam ha'atziluth) синтез является отправной точкой эманации, творчества и формирования мира; наконец, мир действия (olam ha'assiah) сам является синтезом двух стволов (Мудрости и Разума).



Как явствует из схемы Древа Сефирот, существует синтез принципов Мудрости и Разума в Сефире KETHER, предшествующий разделению двух этих принципов. Существует также синтез и в мире действия (MALKUTH); несколько по-иному он осуществляется в художественном творчестве (TIPHARETH) или в любви между мужчиной и женщиной (YESOD); но такого рода синтез, если следовать этой схеме, не распространяется на акт познания, т. е. на сферу гнозиса.

И однако именно об акте познания идет речь в случае DAATH, постижение которой является целью как духовной школы Каббалы, так и герметизма в целом; это есть не что иное, как задача реализации интуиции путем объединения безучастного инстинкта с безучастным разумом, как предлагал Анри Бергсон. Таким образом, каббалисты и герметисты (не говоря о Бергсоне) преследуют одну и ту же цель, т. е. союз разума и мудрости (или спонтанного знания), иной по своей сущности, нежели их союз в художественном или эстетическом творчестве, либо в любви между мужчиной и женщиной. Их задачей является достижение третьей разновидности союза между разумом и мудростью, союза "гностического" - DAATH, или интуиции.

Выше мы уже говорили об этой тысячелетней задаче герметизма, - о многовековых трудах и усилиях, направленных на полное слияние или единство принципов разума и мудрости, т. е. союз знания, приобретенного путем логических рассуждений, и знания спонтанного, полученного в результате откровения. Мы также перечислили ряд конкретных фактов, т. е. назвали имена таких личностей, которые собственным примером вселяют надежду на то, что когда-нибудь этот труд увенчается успехом. До сих пор, однако, этого не произошло, ибо все дело в реализации третьего Великого Аркана традиции герметизма.

Традиция герметизма проповедует учение о существовании трех Великих Арканов, третий из которых есть Аркан брачного союза между разумом и мудростью (DAATH). Ниже приводится порядок расположения Великих Арканов в устной традиции герметизма, с использованием схемы Древа Сефирот:



Как известно, Древо Сефирот состоит не только из Сефирот, расположенных в четырех мирах (Эманации, Творчества, Формирования и Действия), но также из соединительных линий ("каналов", zinaroth) между ними. Всего существует двадцать два "канала", соединяющих все десять Сефирот (см. рисунок слева). Помимо самих десяти Сефирот, особое значение придается трем "точкам пересечения" горизонтальных каналов с вертикальными по оси срединного ствола (см. рисунок справа).

Три эти точки пересечения, обозначенные на схеме крестами Св. Андрея, указывают "метафизические или психологические точки", в которых и предстоит реализация трех задач, именуемых "Великими Арканами".

Первый Великий Аркан, именуемый "Великим Магическим", расположен в точке пересечения горизонтального канала, соединяющего Сефирот NETZACH (Победа) и HOD (Слава) и вертикального канала, соединяющего TIPHARETH (Красоту) и YESOD (Основание). Он принадлежит к миру формирования.

Второй Великий Аркан - "Аркан нравственной гениальности{120}" - расположен в точке пересечения горизонтального канала, соединяющего Сефирот GEDULAH (Величие) и GEBURAH (Власть) с вертикальным каналом, соединяющим KETHER (Корону) и TIPHARETH (Красоту). Он принадлежит к миру творчества.

Третий Великий Аркан - Аркан гениальности в сфере познания, "Аркан гностический" - расположен в точке пересечения горизонтального канала, соединяющего Сефирот СНОКМАН (Мудрость) и BINAH (Разум) с вертикальным каналом, соединяющим KETHER (Корону) и TIPHARETH (Красоту). Это то состояние сознания, которое каббалистами именуется DAATH, индийскими йогами - самадхи, а мы здесь, вместе с Анри Бергсоном, именуем интуицией. Этот Аркан принадлежит к миру эманации, т. е. к сфере дыхания, сфере Святого Духа.

Следовательно, Великий Магический Аркан является центром креста, образованного течением "Вдохновенное Вознесение - Уверенность Знания" и течением "Красота - Любовь". И речь здесь идет о задаче осуществления единства между творческим огнем воображения и прозрачной ясностью вод в потоке мышления, проистекающем из Красоты и завершающемся в Любви.

Великий Аркан нравственной жизни является центром креста, образованного бинером "Великодушие - Справедливость" и течением "Божественное Сияние - Красота". Речь здесь идет об осуществлении единства между всепрощающим милосердием и всем, что обладает разумением строгой справедливости, в едином потоке, который эмаиирует из Божественной Сущности и приходит к осознанию Красоты.

Великий Аркан познания является центром креста, образованного бинером "Мудрость - Разум" и течением "Божественное Сияние - Красота". Речь в нем идет об осуществлении единства между откровением свыше и вечно неудовлетворенным, спорящим и сомневающимся разумом, который базируется на опыте.


Следовательно, три Великих Аркана традиции суть три креста, образованных на Древе Сефирот срединным вертикальным столбом и тремя горизонтальными каналами. Вот почему тройной крест является традиционным символом полного посвящения, и вот почему титулом Трисмегист ("трижды величайший") именуется основатель герметизма, автор Изумрудной скрижали.

Много было написано о гностическом, нравственном и магическом Великих Арканах, и нет сомнения, что еще больше будет написано в будущем, ибо их темы одновременно и центральны по своему значению, и неисчерпаемы. Здесь же речь идет лишь о рассмотрении Великого Аркана единства между разумом и мудростью в контексте двух остальных Великих Арканов традиции.

Ибо, по правде говоря, три Великих Аркана являются лишь тремя аспектами в трех сферах одного-единственного Великого Аркана - Аркана единства противоположностей в голове, в сердце и воле. Иными словами, речь идет о трех аспектах одного Великого Аркана Креста, поскольку крест всегда осуществляет союз противоположностей, в том числе противоположности между формальным знанием разума и материальным познанием как следствием откровения свыше.

Интуиция, о которой говорит Анри Бергсон, является плодом постепенной трансмутации разума, предоставившего свой свет в распоряжение инстинкта-мудрости, едва слышно шепчущего из темных глубин. Благодаря обету послушания, принесенному разумом превосходящей его стихии, осуществляется его постепенная

трансформация из органа формального знания (то есть знания отношений между предметами и существами) в орган знания материального (то есть знания предметов и существ как таковых). Обет бедности, принесенный разумом превосходящей его стихии, открывает для него возможность постижения этой стихии и восприятия ее сокровенного учения, к которому он остался бы слеп и глух, не будучи освобожденным от собственного богатства, т. е. если бы он не научился молчать ради того, чтобы услышать. И, наконец, целомудрие, обет которого принесен разумом превосходящей его стихии, постепенно преобразует его из существа, жадно стремящегося к количественному накоплению знаний, в существо, стремящееся лишь к тому, что глубоко и значительно, т. е. к качеству.

Гностический аспект Великого Аркана соединения противоположностей ("conjunctio oppositorum") или их единства является, таким образом, трансмутацией разума, занятого проблемой "как" вещей, в интуитивный орган, занятый проблемой их "что". В то же время это и трансформация откровения мудрости, пребывающей запоротом разума (которая, сточки зрения разума, существует настолько спонтанно и "догматитчески", что кажется разуму совершенной тьмой из бессознательного), в доступный пониманию язык и сведения, которые могут быть восприняты разумом. Иными словами, бессознательное, вместо того, чтобы изумлять разум и ставить его в тупик, объединяется с ним, проникает в него и в нем становится светоносным. Но это происходит лишь после более или менее длительного и болезненного опыта "распятия" сознания на кресте, образованном парой противоположностей "субъективное - объективное" и парой противоположностей "разум - бессознательная мудрость" (см. рисунок). Четыре элемента этого креста соответствуют первым трем Сефирот (KETHER, СНОКМАН, BINAH) и "срединному стволу" между абсолютной субъективностью (KETHER) и абсолютной объективностью (MALKUTH).



Именно в этом кресте и происходит постепенное сближение, слияние и соединение разума и бессознательной мудрости. В начале этого процесса разум и бессознательная мудрость имеют так мало общего, что общение между ними почти полностью сводится к снам, т. е. к такому состоянию сознания, в котором разум хотя и присутствует, но крайне пассивен. Затем это общение распространяется и на бодрствование. Далее общение переходит на язык символов, в том числе символов Таро. И, наконец, разум и мудрость - уже не бессознательная - достигают такой степени взаимопонимания, что понимают друг друга непосредственно, не прибегая к помощи снов и символов. Только тогда осуществляется их соединение, т. е. такое состояние сознания, которое Бергсон называет "интуицией", а каббалисты определяют как DAATH.

Непосредственное общение между разумом и мудростью является, собственно говоря, лишь развитием сознания, которое распространяется из сферы действия в сферу познания, и уже в ней пробуждается для того, чтобы стать светом разума. Сознание имеет два аспекта: аспект негативный (общеизвестный житейский скепсис), который проявляет себя как предостережение, готовое раскритиковать какое угодно действие еще до его совершения, либо как упрек, осуждающий действие уже совершенное; и позитивный аспект (в повседневной жизни почти полностью игнорируемый), который проявляет себя как импульс, рекомендующий какое-либо действие до его совершения и как тайная радость после его совершения. Этот позитивный аспект сознания и становится, в первую очередь, принципом озарения и откровения разума, т. е. когда последний соединяется с бессознательной мудростью (которая есть нечто иное, как принцип сознания). Интуиция, следовательно, является в конечном счете лишь единством разума (отрекшегося от своей абсолютной автономии) и сознания, пробужденного к тому, чтобы стать источником конкретных и точных откровений для разума. Несколько упрощая, можно сказать, что интуиция есть разум, ставший совершенно осознанным, и что она есть сознание, ставшее полностью доступным пониманию разума.

Таким образом, сознание предлагает разуму столь же обширный мир духовного опыта, каким эмпирический мир является для опыта внешнего. В результате разум может развиваться и расти одновременно в двух направлениях, - в направлении внешнего эмпирического мира, доступного органам чувств, и в направлении внутреннего эмпирического мира, доступного сознанию. Сознание есть единственная законная и безопасная дверь в мир, не менее обширный и гораздо более глубокий, нежели мир, воспринимаемый нашими органами чувств. И от разума зависит решение стать "рабом сознания" ("ancilla conscientiae") - так же, как средневековая философия считала себя "рабой теологии" ("ancilla theologiae"), - каковое решение и открывает эту дверь.

Ведущая роль сознания в переходе от "мира поверхностного" к "миру глубинному" давно уже известна традиции. Она получила драматическое осмысление и конкретизацию в рассказах о "страже порога " и о "встрече" с ним. Когда речь шла о прохождении "врат", отделяющих "мир поверхностный" от "мира глубинного", этой встрече отводилась решающая роль. Ибо от этой встречи зависит, будет ли "соискатель" принят или получит отказ. Тот, для кого оказывалась непереносимой правда о себе, открытая ему при этой встрече "стражем порога", отступал, т. е. принимал решение довольствоваться поверхностным ми ром, миром внешнего опыта и логических построений разума. Тот же, кто обладал достаточной отвагой и смирением, чтобы выстоять перед откровением правды о себе, проходил эти врата и был тем самым принят в школу эзотерической жизни, т. е. в "глубинный мир". "Страж порога" представляется в традиции (включая новейшие ее разработки) либо как своего рода прообраз, объединяющий в себе все прошлое конкретного человека, либо как иерархическая сущность в ранге Архангела, преподающая урок сознания посредством (а это лишь одно из средств) проецирования прообраза человеческой личности, притязающей на "глубинный мир". Последняя концепция "стража порога" и характера встречи с ним более точна и близка к истине. Страж порога -это не пугало морали, приводящее в замешательство "духовную буржуазию", но, скорее, наш старший брат и слуга Господа, который с бесконечной добротой и сверхчеловеческой мудростью, хотя и с полной правдивостью, помогает нам пройти путь от поверхности к глубинам. По крайней мере таково свидетельство известного мне опыта пяти человек, живших в нашем столетии.

Страж порога, о котором говорится в герметической традиции, - это великий судия, облеченный ответственностью за сохранение равновесия между тем, что вверху и тем, что внизу. В традиционной церковной иконографии он изображается с мечом и весами. Меч - это его оживляющее и исцеляющее воздействие, которое, укрепляя в смирении, придает отвагу душе, алчущей и жаждущей глубин; весы же суть предъявление им точного счета того, что должно быть уплачено, дабы получить право идти дальше.

Насколько мне известно, наиболее глубокое понимание и совершенное знание практического применения весов, о которых шла речь, выказывал Филипп Лионский. Он неустанно повторял:

"Платите ваши долги! Платите долги ваших ближних! Ибо платить долги будут все, и неважно, будут ли они уплачены в этом мире или в ином, главное, чтобы они были уплачены" (cf. 56).

Вот почему, прежде чем взяться за исцеление недуга, он часто просил больного и близких ему людей уплатить "цену исцеления", которую устанавливал в виде воздержания в течение определенного времени (несколько часов, дней или недель) от злословия в чей-либо адрес - на словах или даже в мыслях.

Иной способ уплаты долгов - своих или чужих - это раздача денег бедным либо пожертвования на благотворительность. Наши предки поступали правильно, оставляя деньги бедным, церкви, больницам либо сопровождая свои молитвы об отпущении грехов и исцелении денежными пожертвованиями бедным либо на благотворительность. Они инстинктивно понимали, что долги следует платить и что лучше платить их здесь, чем после смерти. Для них еще была очевидна реальность весов у стража порога.

Таким образом, страж порога, о котором говорит традиция, является в отношении сознания вестником и мерилом справедливости и одновременно его учителем. Его весы означают негативный, а меч - позитивный аспект сознания, т. е. аспект откровения и исцеления. Встречи со стражем порога не миновать тому, кто хочет пройти через врата на границе "мира поверхностного" и "мира глубинного". Войти в "глубинный мир" можно лишь через дверь сознания. А открывающая его интуиция есть не что иное, как разум, подчиненный сознанию - подчиненный в том смысле, что составляет с ним одно целое.

Не существует, следовательно, никакого эзотерического или оккультного набора приемов, который был бы в состоянии помочь нам (не говоря уже о том, чтобы заставить) перейти из "мира поверхностного" в "глубинный", за исключением чисто нравственного акта "sacrificium intellectus", жертвоприношения разума сознанию. Это есть безусловное и окончательное признание примата "нравственной логики", ее превосходства над "формальной логикой" разума, что в конечном счете означает переход от умозаключений к интуиции. Никакие усилия концентрации внимания либо подавления умственной деятельности сами по себе не помогут обрести интуицию. Ни дыхательные упражнения, ни методы рассуждений не принесут здесь никакой пользы. Ибо для достижения цели высшей, нежели в пределах разума и тела, необходимо использовать и средства высшие, нежели разум и тело. Духовное достигается только духовными методами, а они сводятся исключительно к нравственному акту и соответствующему усилию.

Странное дело! Христианский Запад, до столь высокой степени развивший технику и технологию в материальной сфере, едва ли располагает какой-либо психо-спиритуальной техникой и технологией, тогда как буддистский и пантеистский Восток, почти совершенно игнорировавший материальную технику, разработал весьма успешный комплекс психо-спиритуальной "техники и технологии". По-видимому, "технологический гений" разума Востока обращен к сфере духовной жизни и, возможно, истощил себя в ней, тогда как тот же "гений" разума на Западе истощил либо продолжает истощать свой творческий потенциал в сфере внешней жизни. Следствием этого оказалось то, что духовная жизнь Запада - его мистицизм, гнозис и магия - развивалась прежде всего под знаком принципа благодати, а мистицизм, гнозис и магия Востока развивались прежде всего под знаком принципа технологии, т. е. научного, эмпирического принципа отслеживания и использования цепочки причин и следствий в плане усилий и их результатов. Так, например, классический труд по Йоге - "Йогасутры" Патанджали - рекомендует, как полезное для концентрации, поклонение своему лично му божеству - с тем, чтобы отрешиться от него, когда оно утратит свою полезность, т. е. когда йог приобретет способность концентрироваться на бесформенном и безликом.

"Йога есть прекращение колебаний ментальной субстанции", - гласит известный афоризм "Йогасутр", т. е., согласно закону каузальности - причинно-следственной связи, - подавление умственных движений является той причиной, результатом которой является йога, или единение с Абсолютной Сущностью.

Сан Хуан де ла Крус, который множество раз приходил в экстаз либо погружался в единение с Абсолютной Сущностью, также говорит в своих трудах о полном молчании разума, воображения и воли личности, а стало быть, о том состоянии, при котором умственные движения подавлены. Но он неустанно повторяет, что причиной этого молчания, этого подавления умственных движений, является Присутствие Бога, к которому душа преисполнена любовью, а отнюдь не человеческая воля. Состояние полного молчания разума - и даже воображения и воли - открывается как врожденное душе, воспылавшей любовью к Богу. Здесь нет никакой психо-спиритуальной технологии; все вершит взаимная любовь между душой и Богом.

Итак, налицо различие между наукой психо-спиритуальной технологии (Раджа-Йога) и "истинной благодатью любви" в "ночи чувств и духа" Сан Хуана де ла Крус. Термин "истинная благодать", долженствующий обозначать это различие, применяется и самим Сан Хуаном де ла Крус. В его "Песнопениях души" говорится (39: р. 295):

"Однажды темной ночью,
Воспламененный страстными томлениями любви,
- О истинная благодать! -
Я незаметно вышел
Из дома, погруженного в покой".

"En una noche obscura,
Con ansias en amores inflamada,
- Oh dichosa ventura! -
Sali sin sernotada, Estando ya mi casa sosegada".
"Когда мой дом погружается в покой... [душа] устремляется к божественному единению любви... а весь дом ее сил и желаний погрузился в сон и тишину...", - говорит Сан Хуан де ла Крус в своем комментарии к этим стихам. Или в другом месте:

"Истинной благодатью для души было то, что Господь привел ее в эту темную ночь, из которой снизошло на нее столь великое благо и в которую сама она никогда не смогла бы войти. К тому же никто не смог бы одними своими силами освободиться от всех своих склонностей ("всего дома сил и желаний") с тем, чтобы устремиться к Богу" (66:1, i, 5)

Здесь указано четкое различие между христианским путем, - путем очищения, озарения и прихода к единению, в котором нет ничего похожего на технологию, - и путем Йоги, содержащей широкий диапазон технологических приемов, - от физической подготовки (Хатха-йога) до психо-ментальных приемов (Раджа-Йога).

В христианском мистицизме, гнозисе и магии нет ничего от техники, здесь все - искусство и благодать. Но как же тогда быть с повторением молитв по четкам у католиков и молитвой сердца ("молитвой Христа") в Православной Церкви? (Молитва сердца - это не прерывающееся ни днем, ни ночью повторение в такт биению сердца молитвы: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного"). Или как быть с теми же ирландскими монахами, которые ежедневно наизусть повторяли всю Псалтирь? Разве здесь также не идет речь о технике?

Принцип ритма и принцип техники (или максимальный эффект при минимуме усилий) отличаются друг от друга так же, как биология отличается от механики, или как живой организм отличается от машины. Повторение веков и поколений, празднеств, религиозных обрядов, дыхание, биение сердца, молитва - когда речь идет о молитвах по четкам, о молитве сердца, о ежедневном повторении всех псалмов - все это проявления принципа ритма, тогда как, скажем, молитвенное колесо у тибетцев, вращающееся на ветру, есть проявление механического принципа, т. е. основополагающего принципа техники, согласно которому минимум усилий прилагается для достижения максимального эффекта.

Ритм в молитве заставляет ее перейти из психологической сферы в сферу жизни, из сферы личных склонностей и настроений в сферу основополагающих и всеохватывающих импульсов насущного бытия. Говоря языком оккультизма, речь здесь идет о перенесении молитвы от "астрального" (или "душевного") тела к телу "эфирному" (или "витальному"), т. е. о том, чтобы молитва заговорила языком жизни, а не языком личных чувств и желаний. И так же, как жизнь подобна беспрестанно текущей реке, так и молитва по четкам, например, течет непрестанно и неустанно, ибо живое является одновременно животворным. Покой и ритмичная молитва ("молитва-жизнь") не отнимает сил и не утомляет, а, наоборот, придает силы молящемуся. Вот почему анонимный автор сочинения "Откровенные рассказы странника духовному своему отцу", в котором повествуется о переживаниях простого русского верующего, предававшегося постоянной молитве сердца, говорит об ощущении расцвета и тихой радости, наполнявшем его денно и нощно и уже на земле дававшем ему предвкушение райского блаженства. Так же обстоит дело и с чтением молитв по четкам. Сто пятьдесят Ave Maria и пятнадцать Pater Noster, произнесенных по четкам, вводят человека во вселенскую реку духовной жизни - что является доказательством универсальности молитвы - и таким образом приводят его к исполненному радости покою. Странник отмечает в третьей главе своих "Откровенных рассказов...", что еще до испытания им ощущений, даваемых беспрерывной молитвой сердца, и даже до того, как он узнал о ее существовании, в нем самом и в его жене "охота к молитве была, и долгая наружная молитва не казалась трудною, но отправлялась с удовольствием. Видно, правду сказал мне один учитель, что бывает тайная{121} молитва внутри человека, о которой он и сам не знает, как она сама собою производится неведомо в душе, и возбуждает к молению, кто какое знает и как умеет" (10: с. 77).

Возможно, именно эту "тайную молитву" в подсознании души имел в виду апостол Павел в Послании к Галатам, говоря:

"А как вы - сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: "Авва, Отче!"" (Гал. 4: 6).

Итак, ритм объединяет осознанную молитву и неосознанную "тайную молитву", и вследствие этого объединения "молитва-усилие" становится "молитвой-жизнью", т. е. молитва души становится духовной молитвой. Повторяющиеся молитвы по четкам, молитвы сердца, литании, псалмы и т. д. приводят к трансформации "молитвы-усилия" в "молитву-жизнь". Отнюдь не будучи средством механизации молитвы, они одухотворяют ее.

Да не смутит вас, дорогой неизвестный друг, тот факт, что вы столкнулись с молитвами по четкам в герметическом рассуждении о Восемнадцатом Аркане Таро, Аркане, который учит нас выходить за пределы "затемненного лунного разума". Эзотеризм не есть собрание необычных и неизвестных вещей, это, прежде всего, не совсем обычный и не совсем известный способ видения обычных и известных вещей, видения их глубины. А молитва по четкам, совершенно "экзотерическая" и, так сказать, "знакомая до пресыщения", открывает глубокие истины духовной жизни, в том числе истину соединения молитвы души и молитвы духовной. Более того, она тесно связана с темой Восемнадцатого Аркана Таро: Аркана знания того, как перейти от разума, затемненного земной "техничностью", к разуму, озаренному духовным солнцем, т. е. к интуиции. Иными словами, прыжок, к которому Анри Бергсон призывал наш разум, можно совершить, произнося молитвы по четкам. Точка зрения монаха-капуцина? Возможно, но почему хотя бы иногда монах-капуцин не может быть прав?

Как бы там ни было, я открыто заявляю, что практический герметизм есть прежде всего желание и способность обучаться всему и у всех и что "всезнайство" - это его смерть.

"Всезнайство" - состояние, присущее сознанию, когда человек подвергает пересмотру всю совокупность усилий, проделанных в прошлом, и достигнутые благодаря им результаты, придерживаясь установленных правил игры - погружает разум в лужу стоячей воды с точно очерченными границами, которая захватывает его и вынуждает, подобно раку, пятиться назад от всего нового, требующего творческих усилий. Разум прячется в стоячее болото привычной среды перед лицом антиномии ментального анимизма, т. е. антиномии "безраздельное послушание - критический протест".

Точно так же он отступает перед лицом интеллектуальной антиномии "тезис - антитеза", которая предстает перед ним подобно двум каменным башням, неподвижно застывшим в своем противостоянии. А над этими антиномиями, где должен бы находиться третий элемент - синтез, - он видит только человеческое лицо, только проекцию человеческой воли, жаждущей определенного интеллектуального порядка с тем, чтобы избавить себя от лишающих покоя противоречий. Медля без конца и никак не решаясь совершить прыжок - взлететь и над "собакой" подчинения авторитету ("безраздельного послушания"), и над "волком" критики, отрицающей всякий авторитет ("критического протеста"), - ринуться ввысь, оставив далеко внизу обе "Вавилонские башни" - башню тезисов и башню антитез, - разум чувствует себя одинаково неуютно, к тому же его подсознание постоянно тревожат еле уловимые капли, в которых просачивается свет синтеза, омраченный тенью своенравной человеческой воли. Ибо хотя луна - разум, озаряемый солнцем, - пребывает в затмении, она все же оказывает постоянное воздействие на разум посредством своеобразного дождя, чьи капли падают в подсознание разума и производят в нем движение и неясный, тревожный шум.

Да, "всезнайство", однажды овладев разумом, полностью помещает его в обстановку карты Восемнадцатого Аркана Таро, - "Луны". Контекст этой карты - Луна в затмении наверху, две башни, волк и пес в середине и лужа с пятящимся в ней раком внизу - гласит: "при столкновении с двумя антиномиями - психической и интеллектуальной - у вас нет иного выбора, кроме движения вперед" (что означает подняться над собой) "либо отступления" (что означает погрузиться в застойную среду).

Ввиду чрезвычайной значимости этого выбора его обстановка должна быть представлена с предельной ясностью. Такова, стало быть, геометрическая фигура, пребывающая в основе данной ситуации (см. рис.).



Так вот, эта фигура - квадрат с двумя противоположными друг другу треугольниками - есть фигура магическая. Точнее, это классическая фигура симпатической, или колдовской магии, т. е. магического действия либо магического механизма, который парализует сознательную волю с помощью двух антиномий по горизонтали (квадрат) и антиномии по вертикали (вершины противоположных треугольников).

Само собой разумеется, что здесь и речи нет о "вредоносной магии" с ее "aqua toffana", о пропитанных ядом носовых платках, тунике кентавра Несса или иных, более экзотичных и менее известных смертоносных орудиях, о которых говорит Элифас Леви в посвященной Восемнадцатому Аркану Таро главе книги "Учение и ритуал высшей магии" (80: р. 155). Нет, речь здесь идет о чем-то гораздо более глубоком и серьезном, - об Аркане разума с помраченным сознанием. Это Аркан магического механизма, действующего под поверхностью того состояния разума, которое стремится объяснить движение через неподвижность, живое через неживое, сознание через бессознательное, нравственность через безнравственное. В самом деле, как могло так случиться с человечеством, что многие его интеллектуальные представители - даже его лидеры и вожди - стали рассматривать мозг не как орудие, но как генератор сознания, химию - не как орудие, но как генератор жизни, а экономическую сферу - не как орудие, но как генератор культуры? Как могло случиться, что человеческий разум пришел - во всяком случае у многих представителей человечества - к видению человека без души, а мира без Бога? Какая здесь действует тайная и скрытая сила, подталкивающая и вынуждающая человеческий разум прежде всего заявлять, что жизненно важные проблемы неразрешимы - коль скоро то, что выходит за пределы чувств и разума, непознаваемо, - и вслед за этим отрицать самое их существование? Иными словами, как могло произойти, что человеческий разум оказался в состоянии метафизического затмения?

Ответ на эти вопросы может дать нам симпатическая, или колдовская магия, а это и есть Восемнадцатый Аркан Таро. "Ответ", как для данного случая, так и для герметизма в целом, состоит в наделении способностью видеть, или в раскрытии глаз. Ибо каждый Аркан, в той мере, в какой он является Арканом, - это не доктрина, а, скорее, явление, - явление открытия глаз, т. е. открытия духовного чувства, позволяющего видеть вещи по новому. А это как раз то, что составляет комплекс проблем, входящих в Восемнадцатый Аркан Таро.

Человеческий разум подвергся воздействию колдовской магии - если называть вещи своими именами. Его сознательная мотивирующая воля парализована в квадрате двух антиномий: "авторитет - автономия" и "утверждение - отрицание". Чтобы выйти из него, она должна либо отступить в область предразума, либо двинуться вперед в область сверхразума, т. е. либо, подобно раку, заползти назад, в свою лужу, либо двинуться вперед, превзойдя самое себя, поднявшись над собой в прыжке или полете, но только не строить Вавилонских башен и не лаять жалобно и не исходить яростным воем, подобно собаке и волку.

Однако многие представители человеческого интеллекта избрали именно отступление. Иные способны лишь на воздыхания по романтическому прошлому, когда разум купался в лучах горнего света; иные проклинают грехи и заблуждения трагического прошлого, со всем его догматизмом и авторитаризмом. Иные, наконец, не тревожась о том, что происходит рядом сними в их интеллектуальном окружении, продолжают строить Вавилонские башни интеллектуальных систем -позитивных или негативных, утверждения или отрицания. Таким образом, одни отступают в предразум, т. е. предаются методическому поиску причины развитого - в примитивном, причины сознания - в грубой материи, причины рационального - в иррациональном, а причины нравственного - в безнравственном; другие изливают себя в элегиях, оплакивающих минувший золотой век, либо мечут громы и молнии по поводу его недостатков; третьи, наконец, возводят Вавилонские башни, основанные на тезисах и антитезах, извлеченных из сумрака их собственного разума и затмевающих то сознание, которое озаряет откровением и которым собственно надлежит руководствоваться.

Человек, предубежденный таким образом, начинает видеть в чем угодно лишь проекции первичных и элементарных импульсов собственной природы: наслаждение (Фрейд), стремление к власта (Ницше, Адлер), материальные и экономические интересы (Маркс). Проекция земного элемента человеческой природы на ночное светило - аналог нравственного сознания - вызывает затмение. Человек более не видит и не ожидает увидеть ничего заслуживающего внимания.

Луна в затмении с человеческим профилем вместо отраженного солнечного света... пустынная равнина с двумя башнями, собака и волк, воющие внизу... лужа стоячей воды с геометрически четкими границами и укрывающая в себе рака, - не вызывает ли вся совокупность этих образов в начале ощущения беспокойства, а затем тревожных мыслей о далеко идущем воздействии колдовской магии, чьей жертвой оказался человеческий разум?

Общеизвестно, что усилиями Канта были выявлены границы разума, т. е. Кант продемонстрировал факт его несвободы и обратился к мыслящему человечеству с тем же серьезным предупреждением, которое может быть сформулировано языком образов Восемнадцатого Аркана Таро так: "Ночное светило пребывает в затмении! На нем вместо чистого света объективной космической истины видится человеческое лицо! Бежать из темницы этого затмения можно, лишь обратившись к нравственному сознанию трансцендентной Сущности!" Со времен Канта и до наших дней факт околдованности разума приобретает все большую достоверность и значимость. В этом письме мы приводили обширные цитаты из Анри Бергсона, поскольку он в высшей степени ясно и обоснованно это продемонстрировал, но Бергсон не был одинок в своем свидетельстве о субъективной несвободе разума и призыве к ее преодолению. Сколь бы глубоки ни были их расхождения во многом остальном, Шопенгауэр, Дейссен, Владимир Соловьев и Николай Бердяев - упомяну лишь наиболее известные имена - сходятся в том, что составляет тему Восемнадцатого

Аркана Таро. Гегель даже выдвинул теорию новой метафизической логики -диалектику тезиса, антитезы и синтеза - которая по существу является лишь новым подтверждением интеллектуального аспекта герметического метода "нейтрализации бинеров", который встречается и в алхимических трактатах, и у Якоба Бёме, Сен-Мартена, Фабра д'Оливе и т. д. и который нацелен на освобождение разума из темницы и возвышение его до "объективного знания" с помощью интеллектуальной интуиции.

В наше время Пьер Тейяр де Шарден выдвинул задачу "диалектики эволюции", которая уже не является сугубо интеллектуальной задачей, но, скорее, является способом видения химических, биологических, психических, интеллектуальных, нравственных и духовных процессов в их эволюции, которая происходит согласно объективной диалектике (то есть ее истинность удостоверяется в любой сфере, с помощью любых эмпирических средств), а именно в дивергенции, конвергенции и эмергенции (расхождении, схождении и возникновении). Это уже не один из аспектов герметизма, это герметизм во всей его наглядности, включая мистицизм, гнозис и магию и весь опыт физического мира, как единое целое.

Таким образом, нетолько признан тот факт, что человеческий разум околдован, - прилагалось и прилагается множество усилий к его освобождению. Однако остается вопрос относительно "технологии" колдовской магии, чьей несомненной жертвой пал разум.

Эта "технология" сводится к одному-единственному слову: сомнение. Со-мнение, "dubium", "Zweifel", "doubt" и т. д. - это состояние сознания, столкнувшегося с антиномией, т. е. с двумя тезисами, которые кажутся ему в равной степени обоснованными и которые противоречат друг другу. К примеру, Кант сформулировал четыре основные антиномии:

1. Мир имеет начало во времени и ограничен в пространстве - мир не имеет начала во времени и бесконечен в пространстве.

2. Материя состоит из неделимых частиц - ничто в мире не состоит из неделимых частиц, и в мире нет ничего неделимого.

3. Свобода не существует, все процессы протекают как причинно обусловленные - детерминизм, согласно причинным законам Природы, не является единственно сущей формой, ибо существует также детерминизм причинности, источником которого является свобода.

4. Мир предполагает наличие побудительной причины, которая есть необходимое существо, - ни в мире, ни за его пределами нет необходимости в каком-либо существе, которое было бы его побудительной причиной.

Иными словами, антиномии: сотворенность мира - или его вечность, неделимость материи -или ее бесконечная сложность, свобода - или предопределение, теизм - или атеизм, - все они суть противоречия, с которыми сталкивается разум и которые способны, согласно Канту, привести разум к бессилию, т. е. парализовать его.

Не вдаваясь в вопрос, являются ли антиномии Канта единственными или наиболее важными, их вполне достаточно, чтобы показать обескураживающее или парализующее воздействие антиномий на разум. При этом не имеет значения, истинные они или ложные. Так вот, "технология" воздействия колдовской магии на разум, имевшего место в истории рода человеческого, заключается прежде всего в том, чтобы поставить разум перед антиномиями, истинными либо ложными, которые обескураживают и парализуют его, т. е. вынуждают его остановиться и прекратить движение вперед, к познанию глубин. Затем это усилие подкрепляется показом субъективной относительности решений этих антиномий и противоречивого характера этих решений; демонстрацией того, что, в конечном счете, один лишь вкус авторов философских систем определяет фундамент, структуру и архитектуру их интеллектуальных построений.

Идеализм Платона, реализм Аристотеля, рационализм Декарта, учение Лейбница о монадах, монизм Спинозы, пессимистический волюнтаризм Шопенгауэра, оптимистический волюнтаризм Фихте, диалектический абсолютизм Гегеля и т. д. - все это лишь произведения интеллектуальной поэзии, различия между которыми зависят только от вкуса и таланта их авторов. Таков второй составной элемент воздействия колдовской магии на человеческий разум. И, наконец, оказавшись в западне сомнения, разум видит в озарении свыше лишь проявления составных элементов человеческой психологии - "человеческое лицо на поверхности луны" - и видеть по-иному не может. Бессмертна ли душа? Или же бессмертие - лишь порожденная инстинктом самосохранения иллюзия? Является ли человек микрокосмом? Или в основе этой идеи - комплекс неполноценности? Прогресс эволюция?.. - Вымысел, позволяющий легче переносить страдания, тяжкий труд и смерть. Бог?.. - Успокоительная иллюзия, гарантирующая, что все хорошо закончится. Карма?.. - Эта идея умиротворяет, если не утешает, слепых, глухих и немых. Небесные иерархии?.. - Необходимость населить небеса подобными нам существами из боязни пустоты.

Так, вместо того, чтобы задаться вопросом, является ли истинным то или иное утверждение, разум всецело поглощен психологическими мотивами, скрывающимися за так называемой "игрой рационалистических объяснений", моделируя интеллектуальные суп ер структуры. Он проецирует на поверхность луны "человеческое лицо" и видит на ней только это лицо.

По этому поводу я должен сказать, что существуют две категории людей, общение с которыми всю жизнь представляло для меня чрезвычайную трудность. К этим категориям не относятся те, кто либо страстно отстаивает, либо столь же страстно возражает против чего-либо в интеллектуальной сфере. Речь идет, скорее, о двух других категориях: о "психологистах" и о "спиритуалистах", которые со всем соглашаются, проявляя, на первый взгляд, безупречную терпимость. Ибо с "психологистами" невозможно вести разговор об объективных вещах и истинах: они понимают их только как психологические проявления, воспринимаемые ими как неоспоримые, хотя и объяснимые "психологические факты". Следовательно, с "психологистом" невозможно ни прийти к согласию, ни утвердиться в разногласиях относительно явлений мира и жизни, поскольку, если говорить ему о луне, то на ее поверхности он увидит либо ваше лицо, либо свое собственное. Ничуть не легче беседовать со "спиритуалистом", т. е. с человеком, который считает, что его высшая и истинная Сущность тождественна Богу - всемирной высшей и истинной Сущности - и, соответственно, видит и понимает лишь проявления этой самой абсолютной, универсальной и вечной истины, и только ее одной, в той или иной степени во всех философских и религиозных воззрениях. Подобно "психологисту", проецирующему свою низшую человеческую сущность на светило, рассеивающее тьму глубин мира и жизни, "спиритуалист" проецирует на то же светило свою высшую человеческую Сущность. Один проецирует человеческое психическое лицо, другой же проецирует человеческое духовное лицо, но в обоих случаях на поверхность луны проецируется лицо человека.

Скажите "спиритуалисту", что Иисус Христос был воплощенным Сыном Божиим, и он ответит вам, что это правда, поскольку в Иисусе Христе получила свое воплощение универсальная и вечная истина тождественности истинной высшей Сущности Богу. Скажите ему затем, что Воплощение было актом принесения в жертву Господней любви, и он скажет вам, что и это правда, поскольку любовь есть отождествление всех индивидуальных "сущностей" с вселенской Сущностью Бога, а поскольку каждая индивидуализация включает в себя воплощение, она, стало быть, непременно должна быть актом самопожертвования со стороны высшей, универсальной Сущности. Если вы затем скажете ему, что воскресение Иисуса Христа было победой над смертью, что означает уникальность деяния, совершенного Христом, он скажет вам, что в мире не существуетпричины, по которой следовало бы отрицать факт воскресения Иисуса Христа, поскольку высшая и универсальная Сущность способна с помощью майяшакти проецировать ментальные образы вплоть до их материализации. И в конце концов, не является ли весь мир проявлением ментальной силы, делающей невидимое видимым? Если же вы скажете ему, что Сошествие Св. Духа было результатом деяний Иисуса Христа, он с явной благожелательностью ответит, что, разумеется, Сошествие Св. Духа должно было быть результатом деяний реального воплощения Иисуса Христа, поскольку именно в момент Сошествия Св. Духа его ученики также постигли универсальную и вечную истину тождественности всех индивидуальных "сущностей" Сущности высшей универсальной, что подтверждается тем фактом, что их речь стала речью высшей Сущности для всякого, кто их слушал. А когда вы, отчаянно пытаясь найти хоть какое-нибудь разногласие с собеседником, скажете, наконец, что в мире существует зло, что имело место Грехопадение и существует первородный грех, он скажет вам в ответ, что все это вне всякого сомнения, поскольку таким образом появилась иллюзия множественности индивидуальных сознаний, хотя все они тождественны и составляют единое целое с сознанием универсальной Сущности. А причиной возникновения такой иллюзии могло быть только Грехопадение...

Таким образом, как со "спиритуалистом", гак и с "психологистом" диалог о предметах, касающихся мира и жизни, невозможен. Они желают видеть и, следовательно, видят только человеческое лицо - либо психическое, либо духовное. В этом и состоит результат воздействия Аркана Луны в затмении, омраченной человеческим лицом.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что разум тех, кто не желает видеть мир как проявление человеческой субъективности, и кто, с другой стороны, не умеет или не может совершить прыжок разума, о котором говорит Анри Бергсон, - что разум этих людей обращен к "объективным фактам пята органов чувств"... а отсюда и сползание в лужу с сидящим в ней раком, изображенную на карте Восемнадцатого Аркана Таро. Действие магического колдовства, -применение антиномий и проекция человеческого лица на светило, призванное освещать загадки и тайны глубин за порогом сознания (то есть "ночи"), достигло своей цели, заставив разум отступить перед лицом небес и даже с поверхности земли в область, расположенную ниже этой поверхности, т. е. в область "фактов, предоставляемых органами чувств", символом которой на карте являются лужа и в этой луже - рак.

Каково же состояние разума, отвергшего всякую метафизику и решившего придерживаться, ограничиваясь ими, исключительно "объективных фактов, предоставляемых органами чувств"?

Наиболее характерным для этого состояния является то, что разум движется уже не вперед, а назад. Он вглядывается в наименее развитое и наиболее примитивное, чтобы найти в нем причину и объяснение всего самого развитого и передового в процессе эволюции. Так он отыскивает побудительную причину мира не в высотах творческого сознания, а в глубинах бессознательного, - вместо того, чтобы двигаться вперед и возвышать себя к Богу, он отступает в материю. По отношению к миру он проделывает то, что было бы абсурдным по отношению к произведению искусства, т. е. пытается объяснить его через качество и количество материалов, из которых мир состоит, вместо исследования стиля, контекста, содержания и идеи, которую выражает это произведение. Разве не абсурдным было бы желание понять, к примеру, какое-либо стихотворение Виктора Гюго путем химического анализа чернил и бумаги, с помощью которых оно было написано, или путем подсчета количества слов и букв? Однако именно это и есть то, что в каком-то смысле разум проделывает с миром, лишь малой частицей которого является стихотворение Виктора Гюго - всего лишь один частный случай великого процесса творения.

Пришло время завершить наши размышления о Восемнадцатом Аркане Таро. Вывод их таков:

Из четырех Hayoth Каббалы, из четырех "священных животных" герметизма - Орла, Человека, Льва и Быка - три мы находим среди знаков Зодиака, т. е. Тельца, Льва и Человека (или Водолея). Но Орла там нет. Место Орла в зодиакальном круге занимает Скорпион. Там, где должен быть Орел (принцип возвышения), находится Скорпион (принцип отступления и самоубийства). Так вот, Восемнадцатый Аркан Таро есть Аркан Орла и Скорпиона - Аркан замещения одного другим. Ибо рак на карте Аркана "Луна" имеет своим прототипом скорпиона - и ту же самую цель. Разум, предпочитающий отступление полету, неизбежно оказывается в тупике абсурда, - такого, например, о котором мы говорили выше. А абсурд... - это и есть самоубийство разума. Вот куда направляется "рачий разум", отказавшись стать "орлиным".

Восемнадцатый Аркан Таро задает нам вопрос: хотите ли вы избрать путь орла, взлетающего над антиномиями, или путь рака, отступающего перед ними вплоть до прихода к полному абсурду, т. е. к самоубийству разума на манер скорпиона? Такова главная идея Восемнадцатого Старшего Аркана Таро - т. е. его послание человеческой воле.