Письмо XXII. Мир

Дорогой неизвестный друг,

Приведенные выше цитаты звучат своеобразной музыкальной прелюдией к Двадцать Второму Старшему Аркану Таро - "Мир". На карте изображена обнаженная женщина, танцующая в обрамлении гирлянды; в левой руке у нее волшебная палочка, в правой - пузырек с любовным напитком. Длинный шарф небрежно перекинут через ее плечо. В верхних углах карты - Ангел и Орел, в нижних - Телец и Лев. Четверо священных животных со всех сторон окружают венок, в котором пляшет с развевающимся вокруг нее шарфом нагая танцовщица.

Итак, при первом же взгляде на карту в уме пробуждаются идеи танца, цветения и четырех стихий - что прежде всего обращает разум к таким проблемам, как сущность движения, роста и спонтанной мудрости, именуемой нами "инстинктом". Таким образом, эта карта как бы предлагает общее представление о мире как о ритмичном движении или танце женской души, в сопровождении многоголосого аккомпанемента четырех изначальных инстинктов, вызывая в душе образ радуги, сияющей многоцветьем различных форм - или, другими словами, представление о мире как о произведении искусства. Эту идею блестяще выразил Эдвард Карпентер в своем сочинении "Мир как произведение искусства". Общий ее смысл заключается в том, что мир в основе своей не является ни механизмом, ни организмом, ни даже социальной структурой -этакой вселенской школой или воспитательным учреждением для всего сущего, - а представляет собой произведение Божественного искусства: одновременно хореографии, музыки, поэзии, волнующим художественным полотном, скульптурой и архитектурным ансамблем.

В какой степени соответствует этой идее последний из двадцати двух Старших Арканов Таро? В самом ли деле последовательность из двадцати двух духовных упражнений - каждое из которых должно научить тому, как найти тот или иной ключ к тайнам мироздания и воспользоваться им, - завершается медитацией, в итоге которой мир предстает внутреннему взору как произведение искусства?

Карта наводит на эту мысль, но чтобы увериться в этом окончательно, нет иного средства, чем глубокая медитация. Только так можно обрести полную уверенность. Последуем же за общей мыслью, заложенной в контексте карты.

Представление о мире как о произведении искусства присутствует во всех космогонических теориях, объясняющих происхождение мироздания неким актом творения или целым их рядом, как это описано в Моисеевой Книге Бытия. Творение - каким бы ни было его человеческое понимание - неизбежно предполагает созидательное переустройство первичной материи из хаотического состояния в космическое, где превращение изначального хаоса в космос может быть понято лишь по аналогии с магическим действом или магией искусства. "Вначале Бог [Элохим] сотворил [= магическое действо] небо и землю [=произведение искусства]" (Быт. 1:1) - так начинает Библию предание о сотворении мира в Моисеевой Книге Бытия. Можно ли здесь представить себе иную идею, нежели акт преображения идеального в реальное, постижимого (т. е. принадлежащего к сфере разума) в чувственно воспринимаемое? И аналогично ли это преобразование в объективную реальность того, что существует лишь в Господних помыслах и воле, созданию произведения искусства или магическому действу? Действительно ли Божественная магия, подразумеваемая в Моисеевом предании о сотворении мира, есть то же, что и подразумеваемое в нем Божественное искусство?

В философия Платона видимый мир также рассматривается как порождение незримого мира архетипов или идей. Так, неоплатоник Плотин говорит о том, что идея "Человек" существует изначально и проявляется в каждом конкретном человеке:

"... когда же Человек входит в человеческий облик, появляется некий живой человек, который все жене перестает быть Человеком. Из одной сущности, сущности Человека - человека-Идеи, - берет свое начало материальный человек, порождая множество отдельных индивидов, что означаетприсутствие одной самотождественной сущности во множестве проявлений, или, так сказать, во множестве оттисков одной печати" (111: VI, v. 6; р. 536).

С какой поразительной ясностью изложена здесь метафизика магии и в то же время метафизика искусства! С помощью познаний, которыми располагала биология в первой четверти двадцатого века, Эдгар Даке в своей книге "Жизнь как символ" проливает свет на природу "печати", о которой говорит Плотин. Здесь уместно привести две цитаты из его "Эннеад":

"Шопенгауэр как-то сказал, что ребенку вещи видятся в таком ореоле великолепия и наделенными такой небесной природой потому, что каждую конкретную вещь он наивно воспринимает как идею всего типа (вида). Это великолепие духовной реальности совершенно утрачивается человеком, достигшим зрелости рационального мышления, когда он выходит из "инфантильного состояния" ярких и живых ощущений и попадает во власть чистых абстракций. Таким образом, каждый раз, оказавшись в состоянии восприятия идеи в некоей форме, мы оказываемся -подобно детям - внутри Природы. Таким ребенком был Гёте. ...В таком случае, если, как я все время пытаюсь показать, человек является архетипом эволюционной истории целого вида и центром живой Природы... если животный мир, как это уже было известно древним, есть человек в состоянии полной дезинтеграции - что теперь обрело совершенно реальный смысл - то мы получаем прочную основу всего тотемизма и анималистических культов, которая зиждется на данных естествознания" (46: pp. 114, 191).

Иными словами, Эдгар Даке - подобно Пьеру Тейяру де Шардену - видит животный, растительный и неорганический миры как различные вариации на одну и ту же тему, т. е. тему человека, являющегося архетипом Природы в процессе эволюции. Таким образом, человек и есть та самая "печать", о которой говорил Плотин, а все существа в Природе суть его частичные "оттиски". Не является ли, согласно Даке, мир в процессе эволюции произведением искусства в процессе его создания, при котором идея - человек - становится реальностью?

Что до Гёте, которого Даке упоминает как пример человека, умевшего в частных проявлениях видеть мир архетипов, то он представлял себе художественное творчество как неотъемлемую составную часть созидательной деятельности Природы, находящую свое продолжение в человеке. Для него цветок, пробивающийся из земли, и стихотворение, "пробивающееся" сквозь "почву" души поэта, суть два частных проявления одной и той же творческой магическо-артистической силы. Он назвал эту силу "метаморфозой". Вот почему Гёте всю жизнь занимался как наблюдением "метаморфоз" в действии, так и научным и художественным творчеством по этой тематике. Его сочинение о проблеме цвета - "Zur Farbenlehre" ("Теория красок") - есть не что иное, как описание и анализ метаморфоз света; название его труда "Metamorphose der Pflanzen" ("Метаморфозы растений") говорит само за себя, как и название небольшого отрывка "Metamorphose der Tiere" ("Метаморфозы животных"); а его шедевр "Фауст" есть не что иное, как метаморфоза человеческой души со времен Ренессанса...

Подводя итоги, следует признать, что каждый, кто верит в превращение невидимого в видимое в сотворении и эволюции мира, верит тем самым и в то, что акт творения, при котором идея преобразуется в объективную реальность искусства (и магии), аналогичен тому, что происходит в формировании и преображении мира. Он не может думать иначе, если только он не материалист, не подпускающий свое мышление к порогу величественной храмины постижимого. Ибо материалист поступает подобно читающему рукопись, который вместо того, чтобы прочесть и понять мысли автора, занимается изучением букв и слогов. Он полагает, что буквы возникли на бумаге сами по себе, а затем под действием взаимного притяжения объединились в слоги. Это взаимное притяжение, в свою очередь, он объясняет химическими или молекулярными свойствами чернил как общей для всех букв и первичной по отношению к ним "материи". Здесь я имею в виду прежде всего материалистическую веру, а не материалистический метод.

Жозефен Пеладан - сам художник и маг - говорит о взаимосвязи между искусством и магией следующее:

"Что касается гениев, то это люди интуиции, которые дают сверхъестественным законам образное выражение; они привлекают к себе потусторонние потоки и вступают в прямой контакт с оккультными силами. Ни Данте, ни Шекспир, ни Гёте не вызывали духов магическими средствами, но все трое разбирались в оккультизме; они разумно довольствовались созданием вечных образов и были в этом непревзойденными магами. Творить в мире абстрактных идей, творить в душах людей, вдыхая жизнь в отражения таинственного - это великое мастерство" (104; cf. 31: vol. II, p. 377).

Таким образом, художественное творчество отличается от церемониальной магии тем, что оно более духовно. Что до священной магии, то взаимосвязь между священным искусством и священной магией сводится к взаимосвязи между красотой и добром, т. е. к соотношению между различными цветами и тоном одного и того же цвета. Красота есть добро, которое невольно вызывает любовь; добро же - это исцеляющая и животворящая красота.

Однако добро, потерявшее из виду красоту, коснеет, превращаясь в законы и принципы и становясь чистым долгом; красота же, отрешившись от добра и теряя его из виду, размягчается в простое наслаждение - без какой-либо моральной ответственности. Превращение закосневшего добра в суровый моральный устав и размягчение красоты до чистого наслаждения есть результат разделения добра и красоты в морали, религии или искусстве. Вот откуда появилось морализаторское буквоедство и выхолощенный эстетизм. Это, в свою очередь, привело к возникновению соответствующих человеческих типов. С одной стороны, речь идет о "чопорных моралистах", процветавших в Англии в эпоху пуританства, - образе жизни и религии, которому чужды радость и искусство, - или о той же "Huguenot ennui" ("гугенотской скуке"), распространенной во Франции и Швейцарии. С другой стороны, возник этакий тип бородатого неряхи-"художника" с копной нечесаных волос на голове, исповедующего полную свободу нравов.

Двадцать Второй Аркан Таро наводит на мысль о том, что мир должен рассматриваться скорее с эстетической, нежели с интеллектуальной точки зрения, поскольку он воплощает в себе движение и ритм (как и фигура танцовщицы в центре карты). Имеет ли этот Аркан своей целью донести до нас один лишь этот принцип, или, быть может, подобно Двадцать Первому Аркану ("Шут"), в нем сокрыто и некое предостережение? Иначе говоря, существуют ли и в нем упоминавшиеся два аспекта - обучающий и предостерегающий? Ибо если Аркан, на карте которого изображен странствующий шут, привел нас к своему более глубинному названию "Любовь", то разве не может Аркан, на карте которого изображена в окаймлении гирлянды нагая танцовщица, привести нас к своему второму, скрытому имени - "Безумие"?

Так ли это, мы увидим, углубившись в медитацию на Аркане "Мир" настолько, чтобы ясно видеть как великую красоту этого мира, так и опасность этой красоты. А посему да будет наша медитация трезвой и да не упустит она из виду ни открываемых этим Арканом знаний, ни его предостережения.

Я говорю трезвая медитация, но поскольку речь здесь идет о медитации на мире как на произведении искусства, а не о восприятии его как системы законов, то, отрекаясь от упоительного творческого порыва, не обрекаем ли мы себя заранее на бесплодные умствования? Не завещал ли нам гений Бодлера упоение как единственный, незаменимый ключ к тайнам мироздания и художественного творчества?

Задавшись этим вопросом, мы сразу же с головой погружаемся в Аркан "Мир" в обоих его аспектах. Ибо как есть человеческое Искусство и искусство, так есть и космическое, Божественное, созидательное Искусство и космическое искусство миражей. И как существуют экстазы и озарения, ниспосланные Святым Духом, так существует и упоение духом миража - именуемым в христианском герметизме "ложным Святым Духом". Различают же их с помощью следующего критерия: если вы стремитесь к радости творческого вдохновения, духовного озарения и мистического опыта, вы неизбежно приближаетесь к сфере, где царит дух миража, и все более попадаете в его власть. Если же в художественном творчестве, духовном озарении и мистическом опыте вы стремитесь найти истину, то тем самым вы приближаетесь к сфере Святого Духа и все более раскрываетесь Ему навстречу. Откровения истины, исходящие от Святого Духа, несут в себе радость и утешение (дух-утешитель = ??????????), но радость лишь следует за ними, как результат познания Богооткровенной истины (дух истины ?????????????????????? - "spirilus veritatis"; срв. Ин. 16:13), тогда как откровения, названные нами "мз1ражами", следуют за радостью - радость порождает их. (Мираж - не то же самое, что и обычная иллюзия, ибо он представляет собой "зыбкое" отражение реальности. Но он именно "зыбится", т. е. находится вне контекста объективной реальности во всех ее моральных, причинно-следственных и пространственно-временных измерениях.)

Таким образом, трезвость, которой мы собираемся придерживаться в ходе медитации на Аркане "Мир", является отнюдь не какой-либо преднамеренной сухостью (хотя лучше уж отдать предпочтение обычной сухости, нежели оказаться захваченным безоглядной погоней за наслаждением "творческой деятельностью" как таковой), но осознанием необходимости применения вышеупомянутого критерия к медитации на данном Аркане: необходимости всячески сторониться духа миражей, прибегая к единственному средству избежать опасностей мира иллюзий - соблюдению обетов целомудрия, бедности и послушания.

Радость, порождаемая истиной, и вера, порождаемая радостью, - таков ключ к пониманию Аркана мира как произведения искусства. Ибо этот Аркан открывает нам мир как творение Божественного искусства, т. е. как мир Мудрости, которая "была при Нем художницею... веселясь пред лицем Его во все время" (Притч. 8: 30), и этот же Аркан являет нам мир как творение обманчивого миража, т. е. мир майи, великой иллюзии, неустанно ведущей свою игру (лила) во вселенной. Иными словами, с одной стороны это мир, открывающий нам Бога, проявляя Его, с другой же - это мир, скрывающий Его, утаивая Его от нашего взора.

Но о каком бы мире ни шла речь, - о мире откровения или о мире обмана, о мире, явленном в свете духовной истины, или о мире, видимом в свете сферы духа иллюзий, - главную роль в нем всегда играет радость, которая по своей природе двойственна.

Что же такое радость? Каков ее глубинный смысл?

В свете Аркана "Мир" - Аркана ритмического движения или танца - радость есть гармония ритмов, тогда как страдание есть их дисгармония. Удовольствие, которое в зимнюю пору получает человек, сидя у огня, - это всего лишь восстановление соответствия между ритмами тела и воздуха, - тем, что мы называем "температурой". Радость, которую дает дружба, есть гармония между психическими и ментальными ритмами двух или большего числа людей. Радость чистой совести есть согласованность нравственных ритмов низшей и высшей Сущности. Обещанное тем, кто чист сердцем, блаженство "узреть Бога" (Мф. 5: 8), есть достижение гармонического соответствия их основных жизненных ритмов ритму Божественному. Таким образом, радость -это состояние гармонии ритмов внутренних и внешних, высших и низших, и наконец, ритмов тварного бытия с Божественным ритмом.

Итак, весь мир - это гармоническая согласованность бесконечного числа ритмов. Ибо в основе жизни вселенной лежит преобладающая согласованность отдельных ритмов, а отнюдь не их дисгармония. Таким образом, жизнь в самой своей основе есть радость.

А посему недаром Септуагинта - Библия в греческом перводе (III в. до Р. X.) - приводит двадцать третий стих третьей главы Книги Бытия в следующем виде: "...Господь Бог выслал его [Адама] из сада радости, дабы возделывать землю, из которой он взят..." (?????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????). (Этот же вариант принят и в Вульгате: "Et emisit eum Dominus Deus de paradiso voluptatis, ut operaretur terram de qua samptus est". - "И изгнал Господь Бог его из сада радости, дабы возделывал он землю, из которой вышел". В то же время древнееврейская Библия говорит лишь: "Яхве []-Элохим выслал его из сада Эдемского, чтобы возделывать землю [adamah], из которой он взят" (Быт. 3: 23). Создавшие Септуагинту переводчики, передавая древнееврейский термин gan-eden ( ) словами "сад радости", выдвинули тем самым тезис о том, что изначальным состоянием человека и Природы была радость, - что мир, будучи Господним творением, является царством радости. Страдание добавилось к ней только после Грехопадения.

Это традиционное представление вполне согласуется с логикой и жизненным опытом. В самом деле, можно ли вообразить себе мир, пребывающий в вечном движении - живой и одушевленный, -лишенным жизненных сил, всякого удовлетворения и "joie de vivre" ("радости жизни")? Разве сама идея движения - биологического, психического или интеллектуального - не предполагает наличия в основе всякого движения некоего положительного импульса, осознанного или подсознательного "да", по собственной воле или по подсказке инстинкта? В биологии и психологии много говорится об инстинкте самосохранения, но что такое этот инстинкт, как нечистое жизнеутверждение-проявление "joie devivre"? Будь это иначе, вселенская тоска и отвращение данным давно положили бы конец всякой жизни.

Даже самый суровый аскетизм свидетельствует в пользу этой "joie de vivre", ибо он стремится к очищению хаотического смешения радости и страдания, последовавшего за Грехопадением, т. е. к изначальной и истинной радости бытия. Главная идея буддизма и Йоги - освобождение от земной жизни - в конечном счете лишь утверждает бытие, проповедуя окончательный переход мира форм к такому уровню общности, который является уровнем чистого бытия. Это состояние чистого бытия - в противовес небытию - постулируется в Йоге как состояние блаженства (ананда) - одна из составляющих формулы:

сат (бытие) = чит (сознание) = ананда (блаженство).

Что касается буддистской нирваны, то это состояние полного отсутствия страданий, связанных с земным воплощением. Если бы нирвана означала попросту полное "небытие", а не блаженство чистого бытия, то никто - включая и самого Будду - не смог бы найти в себе достаточно сил для преодоления моральных и интеллектуальных препятствий на пути, ведущем к нирване. Чтобы сделать это усилие, человек должен пожелать достичь этой цели - а невозможно желать небытия, т. е. того, где нечего желать. Нирвана как идеальное самоубийство? Нет, поскольку самоубийство есть акт отчаяния, тогда как нирвана есть воплощение надежды обрести блаженство покоя, которое человек может - либо верит, что может - обрести, пройдя долгий путь дисциплины, самоотречения и медитации. Да и мы, христиане, не молимся разве за души усопших: "requiem aeternam dona eis, Domine" ("даруй им вечный покой, Господи"), или "requiescant in pace" ("да почиют в мире")? Таким образом, буддисты не желают ничего иного, как обретения этого "requies aeterna" ("вечного покоя"), именуемого ими нирваной. В таком случае, остается проблема самоубийства. О человеке, пустившем себе пулю в лоб, говорят, что он не хотел больше жить. Но верно ли то, что он не хотел жить? А может быть, он покончил с собой потому, что хотел бы жить иной жизнью... и потому что не верил, что сможет изменить свою нынешнюю жизнь?

У истоков уныния вплоть до отчаяния, которые приводят к самоубийству, всегда лежит неудовлетворенность, т. е. желание и стремление к иной форме жизни или иному способу существования. Невозможно испытывать неудовлетворенность, ничего не желая. Невозможно впасть в отчаяние, ни на что не надеясь. Невозможно прийти к самоубийству, не принимая жизнь всерьез. Всякая неудовлетворенность предполагает твердую веру в воображаемое счастье. Любое отчаяние предполагает существование надежды. Так и любое стремление к самоубийству предполагает страстную веру в определенные жизненные ценности: любовь, славу, честь, здоровье, счастье...

Даже падшим миром, сохранившим лишь отражение его изначального состояния ничем не запятнанной радости - состояния "сада, взращенного Богом", - даже нашим падшим миром, о котором Шопенгауэр сказал, что общая сумма страданий в нем намного превышает общую сумму радости, даже этим миром, говорю я, движет радость жизни. Даже если Шопенгауэр был прав относительно того, что количество страданий в этом мире превышает количество радости, все же качество этой радости таково, что, несмотря на всю мимолетность и недолговечность, она надолго запоминается, бережно хранится в памяти, пробуждает надежду, одним словом, становится движущей силой мира. Об этом Ницше сказал:

Скорбь мира эта глубина, -
Но радость глубже, чем она!
Жизнь гонит скорби тень, -
А радость рвется в вечный день:
В желанный, вековечный день!
И это верно, ибо источники радости глубже, нежели истоки страдания. Они по-прежнему берут свое начало в реке, которая "выходила из Едема для орошения рая" (Быт. 2:10). Радость существовала задолго до прихода страданий, а мир радости предшествовал миру страданий. Рай был до того, как на смену ему пришел мир борьбы за существование и выживания сильнейших. Как жизньпредшесгвует смерти, так и радость предшествует страданиям.

Вот почему Мудрость, о которой говорит царь Соломон в своей Книге Притчей, радуется. Двадцать восемь веков спустя эта тема была подхвачена Ницше, который ввел представление о "веселой науке" ("die frohlische Wissenschaft"), противоположной "духу уныния" ("Geist der Schwere"), т. е. тяжеловесности как тогдашней, так и нынешней науки. Мудрость говорит о себе:

"Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов, когда еще Он не сотворил ни земли, ни полей, ни начальных пылинок вселенной. Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не преступали пределов его, когда полагал основание земли: тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими" (Притч. 8: 25-31).

В этом фрагменте отразился не только дух искусства, царивший на заре мира, не только радость творчества, но и идея о том, что радость есть гармоническая согласованность ритмов. В самом деле, Мудрость (?????, CHOKMAH) "была при Нем художницею, и была радостью всякий день", что означает присутствие Божественной радости или гармонии в ритмах Творца и Мудрости, которая "веселилась пред лицем Его во все время", "и радость Мудрости была с сынами человеческими", т. е. люди, чьи ритмы пребывали в гармонии с ритмами Мудрости, были "ее радостью", как сама она "была радостью" Творца, трудясь в гармонии с Ним.

Здесь кстати отметить, что частичную реминисценцию приведенного выше текста - слова "веселясь пред лицем Его во все время, веселясь на земном кругу Его" -можно обнаружить на карте Аркана "Мир" в Таро, напечатанном в Париже в 1500 году, о существовании которого упоминает Освальд Вирт в книге "Средневековые образы Таро" (cf. 138). На ней "Мир" представлен в виде глобуса, подобного державе в левой руке "Императора" (Четвертый Аркан); над земным шарам изображена совершенно нагая танцующая женщина; правой рукой она держит огромную завесу, край которой приподнимает левой рукой. Освальд Вирт пишет: "Это сама Истина, проявляющая себя как окончательная и бесспорная очевидность,-Истина, которая отводит в сторону завесу видимостей с тем, чтобы поведать тайну сущности вещей" (138: р. 221). Эта версия Таро явно изображает Мудрость, "веселящуюся пред лицем Его во все время, веселящуюся на земном кругу Его".

Радость есть гармония ритмов. Соломон говорит об изначальной радости, которая представляет собой гармоническое согласие между созидательными ритмами Бога и художественными творениями Мудрости. Но говорит он и об иной радости - гармонического согласия с ритмом "Безумия" (второго наименования Аркана "Мир"):

"Женщина безрассудная, шумливая, глупая и ничего не знающая садится у дверей дома своего на стуле, на возвышенных местах города, чтобы звать прохо дящих дорогою, идущих прямо своими путями: "Кто глуп, обратись сюда!" И ску доумному сказала она: "Воды краденые сладки, и утаенный хлеб приятен". И он не знает, что мертвецы там, и что в глубине преисподней зазванные ею" (Притч. 9: 13-18).

И затем (по Септуагинте{139}):

"Но поспеши прочь, не медли на месте, не останавливай взгляда своего на ней, ибо так ты пройдешь воду чужую. От воды чужой удаляйся, и из источника чужого не пей, чтобы пожить многое время, и чтобы прибавились тебе лета жизни" (Притч. 9: 18).

Таким образом, существует радость Мудрости и радость опьянения - в тексте Септуагинты названная "водой чужой". Первая радость исходит из Мудрости, тогда как вторая порождает ложную мудрость, состоящую из миражей. Ибо в невидимом мире существует царство миражей, представляющее собой опаснейшую западню для эзотеристов, гностиков и мистиков - всех тех, кто стремится к обретению подлинного духовного опыта. Рудольф Штайнер назвал его "поясом лжи" ("Lugengurtel"), а в традиционном христианском герметизме он называется "сферой ложного Святого Духа". Эта сфера (или пояс) расположена ближе к обычному сознанию - так называемому "эго-сознанию", - нежели "сфера Святого Духа", где пребывают святые и откуда они воздействуют на земное человеческое сознание. Таким образом, для того, чтобы возвыситься до сферы святых и небесных иерархий, человек должен вначале пересечь "сферу ложного Святого Духа", т. е. суметь противостоять ее притяжению. Приведенный выше фрагмент из Септуагинты адресован именно "скудоумному" ученику: "... не медли на месте, не останавливай взгляда своего на ней; ибо так ты пройдешь воду чужую; от воды чужой удаляйся". К тому же "скудоумному ученику" обращены и слова ложного Святого Духа, духа "Безумия": "Воды краденые сладки, и утаенный хлеб приятен".

Следуя Книге Притчей, можно сказать, что сфера миражей привлекает своими "крадеными водами", т. е. подвижной стихией, которая течет и уносит сознание в сладостном потоке легко обретаемых озарений и вдохновений, ради которых нет нужды прилагать сознательные нравственные усилия, выраженные тремя словами: крест, молитва и покаяние. Здесь сознание оказывается в состоянии полета и свободы, которой чужды любые законы и любая ответственность - словно не было на свете Креста, - получая озарения даром и не утруждая себя молитвой... свободы от всякой памяти о грехе, свободы от угрызений совести и любой ответственности за прошлые грехи и ошибки, словно грех и ошибка - это пустяки, о которых едва ли стоит помнить. Преисполненное радости, вкушая творческий экстаз, сознание всецело отдается вдохновенным визионерским размышлениям, где каждый образ, каждая мысль, возникающие в нем, кажутся откровением свыше, оттиском печати сверхчеловеческой премудрости. Эти "краденые воды" тем более опасны тем, что наводняют душу потоками психической энергии, заполняя ее совершенно новыми ощущениями и заставляя верить, будто происходит вмешательство сверхъестественных сил. С другой стороны, приносимые этими потоками озарения отвечают самым сокровенным склонностям и желаниям души, что удваивает их убедительность и власть над душой.

Так появляются лжепророки и лжемессии. Таким же образом в некоторых гностических сектах озарения достигались посредством аморальных ритуалов. В качестве примера приведу описание Епифанием сцены, свидетелем которой (а возможно, и участником) был он сам на собраниях секты варвелиотов. Он сообщает об увиденном, придя к выводу, что молчать об этом невозможно:

"Жены у них общие, и когда к ним приходит тот, кто ничего не знает об их учении, то у мужчин для женщин, а у женщин для мужчин есть особый знак, по которому они определяют, принадлежит ли пришелец к их секте. Этот знак они подают, пожимая друг другу руки: во время прикосновения как бы щекочут поверхность ладони. Узнав же друг друга, они немедля приступают к ужину. На столы выставляются щедрые яства - они едят мясо и пьют вино, даже если живут в бедности. После совместного застолья, когда их тела "преисполняются силой", они приступают к делу. Каждый мужчина удаляется от своей жены, говоря ей: "Встань и соверши обряд любви (?????) с твоим братом...

... Я все же решаюсь описать то, что сами они не стыдятся делать, с тем чтобы - ради пользы читателя -заставить его содрогнуться от совершаемого ими непотребства. Завершив совокупление и не удовлетворившись бесстыдством своего блудодейства, они возносят свой позор к небесам. Каждый мужчина и каждая женщина берут в ладони мужское семя. Затем, выступив вперед и воздев к небесам руки с этой мерзостью, они молятся, словно так называемые "стратиотики" и "гностики", поднося Отцу Всего Сущего то, что у них в руках, со словами: "Мы преподносим тебе этот дар, тело Христово..." (79: pp. 190-191).

Такими же оргиями "свободной любви", порожденными "свободой", внушенной якобы "Святым Духом", завершались иногда и молитвенные собрания действовавшей в девятнадцатом веке русской секты хлыстов после "нисхождения Святого Духа".

Под влиянием того же откровения из сферы миражей, к примеру, многие семьи эстонских крестьян в девятнадцатом веке продали свое имущество, чтобы переселиться в некое место в надземной части Балтийского моря, называемое Ласнамяги (Лаксберг) и ждать там прибытия "белого челна", который, согласно "богодухновенным" пророчествам основателей секты, должен был отвезти их в край свободы, где нет ни баронов, ни налогов.

И наконец, в последней четверти прошлого века шаманы нескольких племен североамериканских индейцев, раздраженные исчезновением стад бизонов, получили откровение нового магического культа - "танца бизона" - отправление которого должно было вернуть стада бизонов в прерии и заставить белых людей убраться с исконно принадлежавших индейцам охотничьих территорий. Конец практике этого культа был положен только после кровавого вторжения американской армии.

Еще большие по масштабам псевдодуховные галлюцинации захватывали в нашем веке целые народы. Нет нужды обращаться к книге Луи Повеля и Жака Бержье "Утро магов", чтобы понять, что нацистская авантюра Гитлера обязана своим возникновением динамической силе, высвобожденной посредством псевдодуховной галлюцинации чудовищных масштабов - для этого достаточно знать лишь события новейшей истории, протекавшие у нас на глазах.

Еще одним примером полумагического воздействия такого рода галлюцинации на целые народы является марксизм-ленинизм-сталинизм-маоизм. Ибо философия и жизненные принципы, лежащие в основе этого движения, так же несовместимы с реальным миром, как и "миф двадцатого века" в нацистской Германии. Интеллектуальная иллюзия марксизма рисует такую картину мира и человеческой истории, в которой дух является лишь своего рода "туманом", существующим в виде идеологических систем, религий и моральных принципов, основывающимся на материальных вещах и интересах. Дух в марксизме есть лишь вторичная надстройка над биологическими и экономическими факторами, порождаемая и формируемая ими.

Успех марксизма-ленинизма - помимо того, что он как нельзя лучше отвечал чувству возмущения обездоленных классов, - объясняется тем, что он активизировал огромное количество психической энергии, внедренной в массы воинственно настроенных людей вследствие контакта со "сферой ложного Святого Духа" по вдохновению их главарей-лжепророков. Влиянием сферы иллюзий объясняется не только полумагическая власть большевизма над массами, но и само его учение, которое является детищем двух различных восприятий: восприятия сферы иллюзий и восприятия экономических материальных реальностей. Первое порождает основополагающую догму марксизма-ленинизма о том, что дух - функциями которого являются идеологии, религии и моральные принципы -это лишь проекция человеческих интересов и амбиций, выражающих стремление к власти; и это верно, если опыт духовной жизни не выходит за пределы сферы иллюзий... если она ограничивается этой сферой... если она не достигает сферы Святого Духа, т. е. обиталища святых и небесных иерархий. Так и вышло, что родоначальники марксизма-ленинизма открыли в реальности сферы иллюзий, с одной стороны, почти неисчерпаемый источник психической энергии, а с другой - колоссальный материал для надстройки, позволяющий всякий земной интерес рядить в идеологические, религиозные и моральные одежды.

Итак, чисто земные интересы и устремления сводятся к жажде власти, которая лежит в основе борьбы за существование и выживание наиболее приспособленных, согласно дарвиновской теории эволюции видов. С другой стороны, власть в земной жизни людей сводится к богатству, т. е. к частной собственности на производство и к присвоению его продуктов. Добавим теперь к этим выводам, почерпнутым из мира иллюзий, выводы, основанные на опыте земной экономики - с ее неравенством в сфере владения средствами производства и произведенными товарами, - и мы неизбежно получим вторую основную догму марксизма-ленинизма, гласящую, что средства производства должны принадлежать всему обществу или народу, а не отдельным индивидам или группам индивидов. Все прочие положения марксистско-ленинского учения - такие как социальная революция, диктатура пролетариата, бесклассовое общество, отмирание государства и т. д. - следуют из двух этих фундаментальных догм, основанных на переплетении опыта сферы иллюзий и опыта экономической жизни общества, рассматриваемого как поле борьбы за существование и выживание наиболее приспособленных, борьбы между эксплуататорами и эксплуатируемыми.

Что касается "мифа двадцатого века" в нацистской Германии, то и он как своей властью над массами, так и идеологическими догмами обязан могучему притоку энергии из сферы иллюзий и его "просветляющим" воздействием. Но здесь уже речь идет не об экономической жизни, а о биологической - рассматриваемой в том "свете", который исходит из мира иллюзий. В нацистской доктрине место экономических факторов марксистско-ленинского учения заняли факторы наследственности и "крови" (знаменитый нацистский лозунг "Кровь и почва", - "Blut und Boden"), в чем и состоит главное между ними различие. Однако в толковании обоих жажда власти - в одном случае присущая классам, в другом - расам - единственно возможная и необходимая движущая сила истории человечества.

Так вот, нацистская иллюзия в одночасье развеялась в прах вследствие сокрушительного столкновения с реальностью полного военного поражения. Что же касается иллюзии марксизма-ленинизма, то она тает постепенно вследствие сурового отрезвляющего опыта столкновения с экономическими реалиями и реалиями человеческой природы. Отвергнув сталинизм, "ревизионистские течения" исподволь делают свое дело, и расправиться с ними уже невозможно.

Иллюзии исчезают, но какой ценой...

Существование сферы миражей - или "ложного Святого Духа" - не просто один из тезисов герметического учения; для самого герметизма эта сфера представляет собой значительную опасность и суровое испытание. Оккультисты, маги, гностики и мистики оказываются ее жертвами (а может, "марионетками"?) так же, как целые народы или зачинатели и лидеры социальных и политических движений. Мы уже приводили пример моральной аберрации египетских гностиков-варвелиотов и упоминали более близкую к нам по времени русскую секту хлыстов. Оба эти примера, казалось бы, не имеют ныне особого значения, поскольку касаются древних и более современных сект, а не тех независимых в духовном плане эзотеристов, которые руководствуются девизом Папюса "ни Лойолы, ни Вольтера". Факт, однако, остается фактом: независимые личности - превыше всего ценящие свободу и отвергающие подчинение какому-либо авторитету, кроме собственной совести, - в конце концов становятся эзотеристами-сектантами, со своими собственными откровениями и озарениями. А поскольку им явно недостает систематической подготовки и нет такого духовного авторитета, к которому они могли бы обратиться в минуту опасности (а такими минутами буквально изобилует духовный опыт), то они легко становятся добычей иллюзий сферы миражей, о чем в приведенном выше фрагменте из Книги Притчей предупреждает нас и Соломон.

Что тут сказать? Человечество есть единая сущность, и опыт одного человека должен помогать и служить другим. Чтобы избежать ловушек, подстерегающих на духовном пути, невозможно обойтись без опыта других, т. е. без чьего-либо авторитета. По правде говоря, главная причина "оккультности" оккультизма и "эзотеричности" эзотеризма, т. е. требования хранить знания в тайне, заключена прежде всего в стремлении уберечь "независимые личности" от опасности порабощения посредством "инфляции", по выражению Карла Густава Юнга, которая является одним из сопутствующих эффектов сферы иллюзий. С другой стороны, проявляющиеся во все времена среди широкой публики сомнения и неприятие оккультизма, эзотеризма, гнозиса и мистицизма - не говоря уже о магии - объясняются одной и той же причиной. Здесь также в свое время слишком сильную роль сыграла сфера иллюзий, посеявшая глубокое недоверие у скептически настроенной часта публики. Здравомыслящая публика не желает никаких иллюзий - их и без того предостаточно. Стало быть, исторической причиной возникновения этого покрова таинственности является все то же влияние сферы иллюзий. Таким способом эзотеризм, с одной стороны, оберегает отважных неофитов; с другой же стороны, экзотерическая публика оберегает себя - с помощью скепсиса - от опасности вовлечения в игру сферы иллюзий. Ибо путь эзотеризма - путь личного и аутентичного духовного опыта - неизбежно ведет к столкновению с реальностью: реальностью либо сферы иллюзий, либо "сферы ложного Святого Духа".

Вот почему мистики восточного христианства неустанно предостерегают начинающих об опасности, называемой ими "прелестным просвещением", и настаивают на строгости духовного опыта, т. е. на опыте духовного мира, лишенном всякой формы, цвета, звука и образа. Они учат, что единственным опытом, к которому следует стремиться, является интуитивное постижение Божественной любви, воздействующее на моральное сознание. Ладыженский в своей книге "Внутренний свет", опубликованной в Санкт-Петербурге в 1915-1916 г .г., дает хорошо обоснованное изложение учения православных мистиков о подлинном и ложном "просвещении". В ней он осуждает мистиков западного христианства за их учение, допускающее при определенных условиях возможность видений и озарений интеллектуального характера, - т. е. за то, что они не отвергают безоговорочно возможность видений и озарений.

Таким образом, мистики восточного христианства настолько прониклись чувством реальности и опасности сферы иллюзий, что предпочитают отказаться от любого, сколь угодно духовного опыта визионерского или интеллектуального характера, лишь бы не подвергаться риску столкновения с реальностью этой сферы. Что до мистиков западного христианства, то они также осознают реальность и опасности этой сферы, но не отвергают столь категорически все видения и интеллектуальные озарения. Их опыт, накопленный под руководством религиозных орденов (которых никогда не было на Востоке), а также иерархически централизованной Церкви (на Востоке нет руководящего центра, который в течение сотен, а возможно, и тысяч лет мог бы накапливать и оценивать опыт духовной жизни христианского человечества) позволяет им вырабатывать критерии, необходимые для определения того, проистекает ли откровение, полученное тем или иным человеком, из сферы Святого Духа, т. е. из сферы обитания святых и небесных иерархий. Эти критерии сводятся к строгому соблюдению буквы и духа обетов послушания, бедности и целомудрия.

Целомудренный разум занят поиском истины, а не радости ее откровения, как и целомудренная любовь стремится к единению с возлюбленным, а не к плотскому наслаждению от этого единения. Стало быть, целомудренный разум трезв; он не позволяет унести себя сладким "водам краденым", т. е. не поддается опьянению от внезапного потока озарений, против которого предостерегает Соломон в Книге Притчей. Бедный разум отказывается пить "воды краденые", поскольку ищет лишь того, что насущно необходимо для жизни тела, души и духа. Он не стремится к поверхностному - даже если оно духовно - и не откликнется на приглашение принять участие в оргии душевных озарений, предлагаемых сферой иллюзий. Послушному разуму присуще обостренное и развитое чувство повиновения, т. е. духовный слух воли, наделяющий его способностью внимать голосу истины и отличать его от всех прочих голосов. В приводимом ниже фрагменте Евангелия от Иоанна как раз и идет речь об этом духовном слухе, развитию которого способствует послушание:

"Кто не дверью входит во двор овчий, но перелазит инде, тот вор и разбойник; а входящий дверью есть пастырь овцам. Ему придверник отворяет, и овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени и выводит их. И когда выведет своих овец, идет перед ними; а овцы за ним идут, потому что знают голос его. За чужим же не идут, но бегут от него, потому что не знают чужого голоса" (Ин. 10: 1 -5).

Подлинное послушание - это вовсе не подчинение своей воли воле иной, а совестное яснослышание воли, способность распознавать голос истины. Только эта способность может уберечь душу от соблазнов сферы иллюзий.

Хотя ни один эзотерист-практик не огражден от воздействия сферы иллюзий, тот, кто всем сердцем привержен обетам послушания, бедности и целомудрия, выйдет победителем из поединка с этой сферой. Если Св. Антоний категорически заявил: "Без искушения нет спасения", то к этому можно добавить: "Без трех обетов искушения не преодолеть".

К сожалению, эзотеристы, в отличие от монахов и монахинь, как правило, нечасто вспоминают об обете послушания, бедности и целомудрия, удовлетворяясь "научным характером" своей позиции и полагаясь на один лишь разум. Итогом этого - слишком часто - бывает блеск интеллектуальных фейерверков, в котором, в отличие от солнечного света, нет ни озарения, ни тепла, ни животворной силы.

Впрочем, не одно лишь духовное бесплодие является главной опасностью свободного полета разума в ущерб нравственному и духовному прогрессу; опасность, прежде всего, представляет реальность сферы иллюзий. Ибо эта сфера всегда с готовностью подбрасывает не только видения, но и интеллектуальные озарения и миражи. И вот сфера иллюзий вступает в игру и живописует ослепительно яркие картины "истины" перед внутренним взором того, кто предал забвению обеты послушания, бедности и целомудрия. Ослепленный богатством красок и художественным размахом открывшихся перед ним интеллектуальных построений, такой разум безоговорочно принимает их на веру, в полном убеждении, что сподобился откровения свыше.

Такой интеллектуальный мираж опасен еще и потому, что это, как правило, не иллюзия в чистом виде или заблуждение, а невообразимое смешение истины и иллюзий. Истина служит поддержке лжи, а ложь как бы придает истине новый блеск и величие. Следовательно, это мираж, а не явная иллюзия, которую гораздо легче распознать. А поскольку речь идет о сплаве истины и лжи, то истина появляется здесь в ложном свете. Идеи, которые сами по себе истинны, благодаря соседству с ложными представлениями приобретают искаженный смысл. В итоге сбитая столку душа попадает в сеть, сплетенную из истины и лжы.

Сфера миражей также постоянно перетасовывает факты, относящиеся к прежним воплощениям и кармическим взаимосвязям. Она, к примеру, может пробудить череду субъективных воспоминаний или сцен из далекого прошлого, которые могут совершенно сбить с толку того, кому выпало счастье - вернее, кто стал жертвой - этих откровений. Ибо в результате в нынешней жизни человек принимает на себя такие задачи и миссии, которые не имеют почти - а то и совершенно - ничего общего с истинным предназначением этой жизни. Миражи чаще всего встречаются во взаимоотношениях между особами противоположного пола, которые чувствуют заимное влечение. И тогда нередко случается, что свойства и даже личность одной души проецируются на другую. Многим Тристанам кажется, будто они нашли свою Изольду в простой горничной, и несть числа Эльзам Брабантским, видящим в своем кавалере Лоэнгрина.

Из всего сказанного нами о сфере миражей напрашивается вывод, что практический эзотеризм требует, как минимум, такого же здравомыслия, как и точные науки, но здравомыслие здесь требуется не только интеллектуальное, но прежде всего моральное. Оно по сути охватывает всего человека, со всем его разумением, воображением и волей. Речь, следовательно, идет о необходимости здравомыслия.

По этой причине каждый серьезный эзотерист должен придерживаться правила хранить молчание - зачастую в течение многих лет - в отношении всякого нового испытанного им озарения или вдохновения, чтобы дать этому опыту созреть, т. е. обрести ту уверенность, которая зиждется на его гармоническом согласии с моральным сознанием, моральной логикой и всей совокупностью духовного и житейского опыта личности - как и опыта друзей и духовных наставников прошлого и настоящего - а также быть в соответствии с Божественным откровением, вечные догмы которого являются звездными ориентирами на небосклоне разума и морали. И только при достижении такой согласованности о личном озарении или вдохновении можно поведать людям.

Это относится не только к эзотеристам, но и к людям искусства. Последние - и прежде всего те, кто исповедует принцип "искусства для искусства" - являются, как правило, марионетками сферы миражей. Придерживаясь догмы автономии и независимости истины и морали в искусстве, они становятся легкой добычей сферы миражей вплоть до того, что даже отождествляют эту сферу с источником своего вдохновения. Ибо, незаботясь о том, "что" в искусстве, и стремясь лишь к реализации "как", человек рано или поздно отдаст себя во власть озарениям и вдохновениям сферы миражей - сферы par excellence так называемого творческого воображения, лишенной всякого морального контроля.

Это положение вещей отлично понимают те, кто наделен особым художественным даром. Гёте, например, в течение шестидесяти лет писавший Фауста, не только хотел отмести влияние сферы миражей на свое произведение, но и высветить в Фаусте всю ее реальность и механизм действия. Для него искусство было не одной лишь игрой воображения, а продолжением в субъективной области тех процессов творчества, которые Природа осуществляет в мире объективном. Он был сторонником направленного воображения - "точного воображения" ("exakte Phanta-sie") - как в художественном творчестве, так и в науке.

Однако принципы творческого метода Гёте в наше время игнорируются, как относящиеся к категории "литературного классицизма", т. е. они превращены в вопрос литературного вкуса, и в них не видят и не признают более призыва к совести художника прекратить черпать вдохновение из сферы миражей... призыва, ради воплощения которого создание одного лишь Фауста потребовало шестидесяти лет труда! Люди искусства, так же как и эзотеристы, должны дать возможность своим произведениям пройти испытание временем с тем, чтобы можно было выполоть ядовитые растения сферы миражей и осталась одна лишь пшеница - чистая и созревшая.

Таким образом, существует священное, сакральное искусство, которое так же отличается от светского, секулярного искусства, как священная магия - от профанической магии и колдовства:

"Каждое произведение сакрального искусства, следовательно, основывается на изучении форм, иначе говоря, на присущей этим формам символике. Следует иметь в виду, что символ - это не просто условный знак. Он проявляет свой архетип в силу определенного онтологического закона... символ есть в определенном смысле то, что он выражает. По этой причине традиционному символизму всегда присуща красота: согласно духовному взгляду на мир, красота предмета есть не что иное, как прозрачность его экзистенциальных оболочек; искусство, достойное этого названия, прекрасно, ибо оно истинно" (37: р. 8).

Таким образом, сакральное искусство основывается на изучении форм, а не на субъективном творческом порыве или на одном лишь субъекте.

"Когда историки искусства применяют термин "сакральное искусство" по отношению к любому религиозному по своей тематике произведению, они забывают, что искусство - это прежде всего форма. Строго говоря, искусство нельзя называть "священным" лишь на том основании, что его тематика берет начало в духовной истине; его формальный язык также должен исходить из того же источника. Этого никак нельзя сказать о религиозном искусстве Ренессанса или барокко, которое во всем, что касается стиля, ничем не отличается от светского искусства той эпохи; ни его тематики, чисто поверхностно и как бы литературно позаимствованной из религии, ни благочестивых чувств, которыми оно подчас проникнуто, ни даже благородства души, порою находящего в нем выражение, недостаточно для того, чтобы приписывать ему сакральный характер. Ни один вид искусства не заслуживает этого эпитета, если его формы сами по себе не отражают духовного видения, присущего определенной религии... Согласно традиционным воззрениям разных эпох, сакральное искусство должно подражать Божественному Искусству, но следует ясно понимать, что это ни в коем случае не означает, что следует копировать все Божественное творение, т. е. мир, каким мы его видим, ибо это было бы чистой претенциозностью; буквальный "натурализм" чужд сакральному искусству. Подражать следует тому, как творит Божественный Дух. Законы его творчества должны быть перенесены в ту ограниченную сферу, в которой человек работает как человек, т. е. в область искусства" (37: р. 8).

К словам Буркхардта остается лишь добавить, что перенос принципов творчества Божественного духа в сферу человеческого искусства предполагает соблюдение традиционных обетов целомудрия, бедности и послушания. Просветлению и совершенствованию должно предшествовать очищение. Сакральное искусство, которое подражает творческому методу Божественного духа, требует, чтобы душа художника избавилась от своих склонностей и привычек, т. е. обеднела с тем, чтобы обрести способность воспринять дух Божий во всем его богатстве... чтобы душа заставила смолкнуть собственные фантазии и измышления, т. е. обрела целомудрие, дабы не замутить прозрачные струи Божественного источника... чтобы душа научилась послушанию, с тем чтобы научиться подражать творчеству Божественного духа, т. е. действовать в полной гармонии с Божественным духом.

Итак, на карте Двадцать Второго Аркана Таро - "Мир" - изображена танцовщица с волшебной палочкой в одной руке и пузырьком с любовным напитком - в другой. Палочка символизирует творческую способность осуществлять "внизу" то, что "вверху"; танцовщица держит ее вертикально. Это жест актуализации в дольнем мире того, что в горнем, - жест сакрального искусства, т. е. подражание творческому методу Божественного духа. А вот что говорит Поль Марто о напитке, который танцовщица держит в другой руке:

"Это напиток, порождающий иллюзии на всех планах Природы, ибо у человека могут быть как иллюзии любви, так и иллюзии духовности. Любовный напиток противопоставляется волшебной палочке в том смысле, что иллюзия, сотворенная человеком, может наделить его эфемерным королевским величием" (88: р. 90).

Иными словами, Аркан "Мир" имеет двойственное значение: он учит тому, что в основе мироздания лежит радость, т. е. гармоническое согласие ритмов; и в то же время он предупреждает об опасности стремления к творческой радости вместо творческой истины. Так, тот, кто превыше всего занят поиском творческой радости, будет пить из пузырька опьяняющий напиток иллюзий сферы "ложного Святого Духа", т. е. из сферы миражей, тогда как тот, кто превыше всего занят поиском творческой истины, не только отыщет ее, спокойно и уверенно поднимаясь по вертикали, но и сам вольется в гармоническое согласие ритмов, т. е. познает творческую радость. Он познает путь волшебной палочки, т. е. научится вступать по вертикали в контакт со "сферой Святого Духа" - сферой небесных иерархий и святых, - спокойно минуя сферу миражей.

Таким образом, в Аркане "Мир" мы черпаем урок чрезвычайной практической важности: "Мир есть произведение искусства. Им движет творческая радость. Проявляющаяся в нем мудрость есть мудрость радостная -мудрость творческого взлета художника, а не мудрость инженера-техника или проектировщика. Благо тому, кто ищет прежде всего мудрости, ибо он узнает, что мудрость преисполнена радости! Горе тому, кто ищет прежде всего радость мудрости, ибо он падет жертвой иллюзий! Стремитесь прежде всего к обретению творческой мудрости мира - а радость творчества приложится!"

Из этого учения следует важнейшее правило "духовной гигиены": тот, кто стремится к подлинному духовному опыту, никогда не отождествляет яркость того или иного опыта с явленной - либо не явленной - в этом опыте истиной, т. е. он не считает силу воздействия духовного опыта критерием его подлинности и истинности. Ибо иллюзия, порожденная сферой миражей, может сразить вас наповал, тогда как подлинное откровение свыше может явиться в виде едва уловимого внутреннего шепота. Ни в коей мере не навязывая себя, подлинный духовный опыт требует весьма обостренного и сосредоточенного внимания для того, чтобы не остаться незамеченным. Его и заметить порой бывает крайне трудно, не говоря уже о том, чтобы быть им захваченным или приведенным в замешательство. В противном случае что толку было бы во всех упражнениях по концентрации и занятиях глубокой медитацией? Ибо все упражнения, предписываемые серьезным эзотеризмом, необходимы для такого обострения и усиления внимания, чтобы в спокойном безмолвии глубин души оно могло воспринимать откровения духовной истины. Последняя же имеет ярко выраженную тенденцию к тому, чтобы проявляться незаметно и исподволь, хотя - как в случае Св. Павла - бывают и исключения. Но, как правило, духовный мир отнюдь не похож на бурное море - стремящееся смыть заградительные плотины и затопить землю. Нет, для духовного мира, т. е. "сферы Святого Духа", характерно особое внимание к состоянию человека. Масштаб и частота откровений свыше, предназначенных для конкретного индивида, тщательно рассчитаны, с тем чтобы исключить любые возможные в человеке нарушения морального и физического равновесия. Духовный мир предпочитает "благоразумное вдохновение", т. е. умеренный поток вдохновения, который усиливается по мере роста и созревания интеллектуальных и моральных качеств человека. При этомперед человеком мало-помалу открывается последовательность элементов, составляющих некую великую истину, пока в один прекрасный день эта великая истина во всей своей полноте не воссияет в подготовленном таким образом человеческом сознании. И тогда, разумеется, приходит радость, но нет и речи ни о каком-либо нарушении равновесия, т. е. опьянении, ни о нервных срывах или бессоннице.

Таков закон волшебной палочки в руке главного персонажа карты Двадцать Второго Аркана. Однако с любовным напитком в другой руке танцовщицы все как раз наоборот. Здесь прежде всего речь идет о радости и упоении, порожденном откровениями-миражами. "Сфера ложного Святого Духа" воздействует на душу человека так, чтобы одной лишь яркостью производимого впечатления интеллектуальные и визионерские откровения убеждали душу в их подлинности. "Истинно то, что больше всего возбуждает", - таков, по-видимому, критерий адекватности впечатлений в сфере миражей.

Верно, что самая передовая школа современной глубинной психологии - передовая в смысле проникновения в мир психического бессознательного - школа Карла Густава Юнга рассматривает нуминозное в психическом опыте как проявление динамической реальности бессознательного (или подсознательного, или даже сверхсознателыюго). (Понятие numinosum означает то, что ощущается душой как нечто, неотвратимо навязанное ей извне, либо то, что ей неподвластно - или даже "недоступно ее власти"). Таким образом, нуминозное есть психический опыт (во сне, фантазии, фантастическом видении или видении), который своим неотразимым очарованием подчиняет себе того, кто его испытывает. Нуминозное не предлагает, а навязывает себя человеку. Сознание не вызывает его, а, скорее, само подвергается его воздействию. Нуминозное как таковое подчиняет себе человека, независимо от его воли (cf. 75: р. 7).

Итак, согласно Юнгу, реальность бессознательного проявляется в его нуминозном по характеру воздействии на сознание. Вот что говорит о бессознательном сам Юнг:

"... бессознательное... по определению и фактически описанию не подлежит. Поэтому его следует рассматривать как нечто безграничное: бесконечно великое или бесконечно малое. Мы можем именовать его микрокосмом лишь в зависимости от того, насколько доказуемо существование в бессознательном отдельных частей мира, лежащих за пределами индивидуального опыта. Речь идет о неких постоянных величинах, которые не благоприобретаются индивидом, но наличествуют априори. Теория инстинктов и биологические открытия, связанные с симбиотическими взаимосвязями между растениями и насекомыми, давно уже наводят нас на эту мысль... Общим подтверждением правильности этой гипотезы является повсеместное распространение параллельных мифологем, "народных мыслей" (в терминологии Бастина) или первичных идей; а частным ее подтверждением является автохтонное воспроизведение таких идей в психике индивидов, при условиях, исключающих прямую передачу информации. ..Мифологемы суть упомянутые выше "части мира", принадлежащие к структурным элементам психики. Они и есть те постоянные величины, чье выражение одинаково всегда и повсюду" (72: pp. 91 -92).

Следовательно, бессознательное - с его нуминозным воздействием - не ограничивается пределами отдельной души; оно безгранично ее превосходит. Как "нечто безграничное", бессознательное есть мир, рассматриваемый с психической точки зрения. Это означает, что он состоит не только из врожденных, т. е. пренатальных индивидуальных склонностей и влечений, но и включает в себя то, что мы назвали "сферой Святого Духа" и "сферой ложного Святого Духа". Понятое в таком смысле нуминозное воздействие бессознательного несомненно является достаточным критерием для того, чтобы отличать проявления реальности бессознательного от субъективных проявлений души индивида посредством его спонтанных фантазий, чувств и интеллекта, но не может служить критерием для определения истины в пределах этой реальности, т. е. для того, чтобы отличать воздействие "сферы Святого Духа" от воздействия сферы миражей. Ибо сфера миражей тоже реальна, но реальность - это одно, а истинность - совсем другое. Мираж, безусловно, реален, но он не соответствует действительности; он обманчив.

В то же время Юнг прекрасно понимал не только компенсаторную - т. е. направляющую и уточняющую - роль бессознательного, но и ту серьезную опасность, которой подвергается человеческое сознание, подверженное необузданному и пагубному воздействию бессознательного. По его разумению, такое воздействие может быть либо благоприятным, либо вредоносным - что согласуется с учением герметизма о сфере Святого Духа и сфере миражей. Вот что он говорит об опасности, грозящей человечеству со стороны бессознательного:

"Психология есть нечто иное, как самое необходимое для нас знание. Поистине становится ослепительно ясной очевидность того, что величайшую опасность для человечества представляет не голод или землетрясения, микробы или рак, а его душевное здоровье. Причина этого довольно проста: по сей день не существует никакой эффективной защиты от психических эпидемий - а эти эпидемии гораздо более опустошительны, нежели самые страшные природные катастрофы! Главной опасностью, грозящей как индивиду, так и человечеству в целом, является опасность психическая. Здесь наше разумение оказывается совершенно бессильным, поскольку доводы рассудка воздействуют на сознание - но только на него, не оказывая никакого влияния на подсознание. Следовательно, главная опасность для человека исходит из массы, т. е. толпы, в ядре которой нарастает брожение бессознательного - поначалу заглушая, а затем подавляя всякие призывы к здравому смыслу со стороны сознания. Любая организованная толпа представляет, подобно пороховой бочке, скрытую опасность, ибо она способна натворить такое, чего никто не хотел и никто не в силах сдержать. А потому все надежды следует возлагать на то, что психология - ее знания и достижения - распространится в таких масштабах, что люди в конце концов поймут, какой дамоклов меч висит у них над головой. Уберечься от невообразимых бедствий, порождающих современные войны, народы смогут отнюдь не вооружаясь до зубов, каждый сам по себе. Ибо накопленное оружие требует войны! Напротив, не лучше ли в будущем остерегаться и всячески избегать возникновения существующих ныне условий, в которых бессознательное безудержно прорывает защитные плотины сознания, вытесняя его прочь и подвергая весь мир опасности невообразимой катастрофы?" (71: pp. 402-403).

Это предостережение человека, который говорит с глубоким знанием дела - более глубоким, нежели у многих истинных эзотеристов, - приобретенным на основе громадного опыта, накопленного за долгую жизнь, которой руководила воля к исцелению людей. Эта воля к исцелению сделала его вначале исследователем, а затем подлинным посвященным в тайны глубинного мира, вратами в который является человеческая душа.

Но вернемся к Аркану "Мир" - Аркану движения, т. е. к тому, "как" движется то, что было приведено в движение.

До сих пор мы занимались рассмотрением центральной фигуры этой карты, т. е. радостной Мудрости с ее волшебной палочкой и любовным напитком, а также тем, как воздействует на сознание волшебная палочка и как влияет на него содержимое пузырька. Движение, излучаемое "сферой Святого Духа", и движение, излучаемое "сферой миражей", - соответствующие волшебной палочке и пузырьку - имеют одну общую черту: и то, и другое происходит как бы вне и выше человеческой души и мира действия. Чтобы полностью постигнуть Аркан движения, т. е. мир, необходимо рассмотреть движение имманентное живым существам и предметам. Такое движение символизировано на карте венком, окружающим центральную фигуру, и четырьмя фигурами - трех животных и Ангела - по углам карты.

Венок означает движение, имманентное росту, а четыре фигуры символизируют движение, имманентное основному инстинкту, или то, что древние называли "четырьмя элементами", или стихиями. Ибо эти четыре элемента - "огонь", "воздух", "вода" и "земля" - суть не химические элементы, и даже не состояния материи (теплота, газ, жидкость, твердое тело), а виды движения, присущие всякой субстанции... ментальной, психической, органической и неорганической. Они, стало быть, являются четырьмя основными инстинктами, имманентными миру-в-движении; вот почему как в религиозной иконографической традиции в целом, так и на карте Аркана "Мир" они изображаются как космогонический кватернер - Телец, Орел, Лев и Ангел.

"Ангел и трое священных животных изображены на небосводе как звезды первой величины, размещенные в четырех ключевых точках: Альдебаран, или глаз Тельца; Регул, или сердце Льва; Альтаир, свет Орла; и Фомальгаут в созвездии Рыб, которая собирает воду, выливаемую Водолеем. Эти звезды обозначают собой оконечности креста, центром которого является Полярная звезда, которая благодаря своей неподвижности в центре небесного коловращения соответствует в этом Аркане ("Мир") юной деве, обрамленной овалом зелени, символизирующей зону эклиптики" (138: pp. 220).

В основе этого соответствия между четырьмя "священными животными" Евангелистов и звездами знаков Зодиака лежит идея космической или зодиакальной значимости четырех "космических инстинктов" или "элементов". Она придает им такую же универсальную и стабильную функцию в мире планетарного движения, какой наделены неподвижные звезды в круге Зодиака. Но принцип кватернера "космических элементов", или "основных инстинктов", проявляется не в зодиакальных созвездиях, а в неизреченном Имени Бога - Тетраграмматоне, , - отпечаток которого в космическом масштабе и составляет данный кватернер. Ибо то, что нам известно как категория (т. е. структурная единица нашего разума) причинности - с ее кватернером побудительных, формальных, материальных и конечных причин, - является лишь частным проявлением этого отпечатка. Мы бы даже не сумели постигнуть всего порядка движения во вселенной, именуемой нами "миром", если бы не прилагали к нему категорию причинности, т. е. не проводили различия между тем, что движется, и тем, что приводит в движение; между тем, что придает форму, и тем, что ее обретает; между источником и целью, началом и концом. Без приложения категории причинности к вселенскому движению мы бы могли лишь бесцельно созерцать его, не будучи в состоянии вывести из него представления ни о "вселенской эволюции", ни о "вселенской истории", ни о "законе всемирного тяготения" - как не могли бы обнаружить причин болезней, катастроф и всех подстерегающих нас опасностей, с тем чтобы вовремя предвидеть и предотвратить их.

Итак, то, что проявляется в структуре нашего разума в виде категории причинности - что столь почитается каббалистами как неизреченное Имя Бога и занимает центральное место в пифагорейской философии под названием священной тетрады - есть то же, что проявляется в виде кватернера "космических инстинктов" (или "священных животных" Апокалипсиса и пророка Иезекииля), т. е. кватернер спонтанного импульса, реакции, трансформативности и "свертываемости" (или затухания), или четырех элементов-стихий: огня, воздуха, воды и земли.

Побуждение, движение, формирование и форма - четыре эти элемента действуют повсюду. Они присутствуют как в деятельности интеллекта, так и в психических и биологических процессах, происходящих в так называемой "неорганической" и органической материи, как в макрокосмосе, так и в микрокосме.

Выдающийся христианин-герметист доктор Поль Картон (ныне, увы, покойный) сделал ценный вклад в живую традицию христианского герметизма своим блестящим сочинением о четырех темпераментах, озаглавленную "Определение и характеристики темпераментов", где все четыре темперамента (холерический, меланхолический, сангвинический и флегматический) не только описаны как явления, но и рассмотрены как проявление вселенского закона кватернеров. Мы читаем у него:

"Древняя Мудрость извлекла из загадки Сфинкса четыре основных правила поведения человека: знать с помощью разума человеческого мозга; желать с силой льва; дерзать или возноситься к высотам с отвагой, присущей орлиным крыльям; и хранить молчание с непоколебимой сосредоточенностью тельца. В приложении к поведению людей разных темпераментов аллегория Сфинкса учит, что человек - чтобы достичь совершенства в гармоническом развитии - должен целенаправленно развивать, уравновешивать и разграничивать в себе четыре основных функции человеческой жизни: энергичную напористость холерика; рефлексивную задумчивость меланхолика; жизнерадостность сангвиника; самоконтроль флегматика" (38: р. 20).

Повторю, что четыре темперамента являются частным проявлением вселенского кватернера побуждения, движения, формирования и формы, четырех элементов - огня, воздуха, воды и земли. В основе же этих четырех элементов находится кватернер побудительного инстинкта, имманентный этому миру. Этот инстинкт, в свою очередь, является отражением четырех космических сущностей, влекущих Меркабу (Божественную колесницу) - Ангела, Орла, Льва и Тельца из видения Иезекииля и видения Св. Иоанна, который описывает их так:

"И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему" (Откр. 4: 7).

Иезекииль, однако, подчеркивает изначальное единство четырех животных, говоря:

"Подобие лиц их - лице человека и лице льва с правой стороны у всех их четырех; а с левой стороны - лице тельца у всех четырех и лице орла у всех четырех" (Иез. 1:10).

Вместе они образуют одно целое, ибо столь же целостно (хотя и составлено из четырех частей) Господне Имя - Тетраграмматон, а также потому, что они олицетворяют это Имя, которое есть Божественная колесница. Вот что говорит Зогар о четырех Hayoth (животных) в видении пророка Иезекииля:

"О них написано: "Подобие лиц их - лице человека..." (Иез. 1: 10). Все они охвачены этим подобием, и это подобие объединяет их всех... Эти их образы запечатлены на престоле - на небесной колеснице, объединяющей в себе четыре буквы Тетраграмматона, каковое Имя вмещает в себе все... и престол украшен этими образами, один из коих обращен вправо, другой - влево, третий - вперед, а четвертый - назад, на все четыре стороны света..." (25: 139: vol. I, pp. 80-81).

Зогар не просто утверждает, что четыре буквы Имени Господа (Тетраграмматон) соответствуют четырем сторонам света - четырем главным направлениям: востоку, западу, северу и югу, - но говорит и о том, что Михаил (чье подобие - лице человека) обращен к северу, а все прочие лица обращены к нему (Берешит 186). И далее повествуется:

"Телец (то есть животное с лицом тельца) восходит, ища руководства в созерцании лица человека... орел восходит, ища руководства в созерцании лица человека... лев восходит, ища руководства в созерцании лица человека... "человек" же созерцает их всех, а все восходят и созерцают его" (25 19 b; р. 80).

Четвертое существо в видении Иезекииля - Ангел (или "человек") - является, следовательно, синтезом остальных. Зогар описывает, как древнееврейское слово SHINAN (, Ангел), воплощает в себе таинство всех четырех существ:

""[На] колесницах Божиих тьмы, тысячи тысяч [ангелов] (SHINAN)" (Пс. 67: 18). Отдельные буквы слова означают все лица: соответствует SHOR (тельцу), соответствует NESHER (орлу), соответствует ARYEH (льву), а последняя буква означает своей формой прямоходящего человека, который мистически сочетает в себе мужчину и женщину" (25: 18 b; pp. 79-80).

Всеэти тысячи тысяч ангелов - продолжает Зогар - порождаются архетипами, символизируемыми словом SHINAN, и вслед за этим распадаются на группы (обозначенные соответствующими лицами). Все ангелы с лицами, отличными от лица человека, обладают, во-первых, своим собственным лицом, а во-вторых, лицом, позаимствованным у человека в процессе созерцания лица человека (т. е. лицезрения Михаила): отражающим силу (EL) у ангелов с лицом тельца; отражающим величие (GADDOL) у ангелов слицоморла и отражающим власть (GHIBOR) у ангелов с лицом льва. "Человек" созерцает все прочие лица, а они "восходят и созерцают его". Таким образом все они несут на себе конкретный отпечаток "человека", именуемого "страшным" (NORAH). Вот почему Святое Писание называет Всевышнего "великим, сильным и страшным" (Неем. 9: 32).

"Эти имена высечены на небесной колеснице, объединяющей в себе четыре буквы Тетраграмматона, каковое Имя вмещает в себе все... Эти небесные имена несут на себе престол, и престол заключается в них... Престол нисходит со своей ношей, подобно дереву, чьи раскидистые ветви отягощены плодами. И едва завершается это нисхождение, как эти четыре лика выступают в нескольких своих образах, излучая яркие вспышки, которые рассеиваются по всему свету" (25:19 a; pp. 80-81).

Таково повествование Зогара - лучащееся чарующей свежестью новизны - о Господней колеснице и духах четырех элементов, символические изображения которых даны в четырех углах карты Аркана "Мир".

Трехцветный венок, окружающий центральную фигуру, символизирует мысль о том, что вся пассивность (синий цвет), вся активность (красный цвет) и вся нейтральность (желтый цвет) имманентны миру-в-движении - миру импульсов, исходящих от четырех духов стихий. Эти цвета означают три главных ипостаси энергии - пассивность (латентность), активность (развертывание) и нейтральность (гармония равновесия) - которые описаны в Бхагавад-Гите (4: XVIII, 23-28; с. 158) и обозначены как три качества, или гуны: тамас, раджас и саттва, являющиеся проявлениями четырех элементов.

"Должное действие, лишенное привязанности, совершенное бесстрастно,
Без отвращенья, без желания плодов, называют саттвичным.
Действие, выполняемое ради осуществления желаний,
Себялюбиво, с большим напряжением, считается страстным [раджас].
Дело, предпринятое по заблужденью, без учета последствий,
Ради гибели, нанесенья вреда, грубое, называется темным [тамас].
Делатель, свободный от связей, настойчивый, решительный, без себялюбья,
Неизменный при неудаче, успехе, называется саттвичным.
Возбудимый, вожделеющий плодов действий, завистливый, себялюбивый, нечистый,
Подверженный радости, горю, - такой деятель называется страстным.
Непреданный, грубый, упрямый, лживый, коварный,
Тупой, малодушный, медлительный деятель называется темным"
Проявления трех качеств (гун) во всех сферах бытия можно наблюдать бесконечно. Так, мир неорганический пребывает в состоянии тамас, мир животных - в состоянии раджас, а мир растений - в состоянии саттва. Мудрец (брамин) пребывает в состоянии саттва, воин (кшатрий) - в состоянии раджас, а слуга (шудра) - в состоянии тамас. Солнце олицетворяет саттву, молния - раджас, а луна - тамас и т. д. Во всех проявлениях четырех элементов речь идет о равновесии (саттва), активности (раджас) и пассивности (тамас).

Итак, трехцветный венок есть поле проявления четырех элементов, действующих у истоков жизненных феноменов в виде жизненной силы, присущей течению жизни. О ней сказано: "Из Едема выходила река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки". (Быт. 2: 10). Древние греки называли реку, разделявшуюся на четыре рукава, "эфиром", который, в свою очередь, разделяется на четыре элемента: огонь, воздух, воду и землю. Индуистское учение приводит и пятый элемент, лежащий в основе этих четырех, - это акаша, понятие, которое обычно переводится словом "эфир". Средневековая алхимия придавала огромное значение квинтэссенции ("quinta essentia", или "пятая сущность"), которая лежит в основе всех четырех элементов. Так, в сочинении "Hermetis Trismegisti Tractatus vere Aureus. De Lapidis philosophici secreto, cum Scholiis Dominici Gnosti" (Лейпциг, 1610) мы читаем:

"Divide lapidem tuum in quatuor elementa... et conjunge in unuvn et totum habebis magisterium" ("Раздели свой камень на четыре элемента... и соедини их воедино, и тогда ты обретешь полный magisterium").

То есть "magisterium", или "технология" "Великого Делания", состоит в том, чтобы выделить четыре элемента из "prima materia" ("первичной субстанции"), а затем осуществить их соединение в "quinta essentia" (или "эфире" древних; см. Аристотель, "De coelo" I, 3).

Это вполне согласуется с контекстом карты Аркана "Мир", в углах которой изображены четыре фигуры, а в центре - танцовщица. Окружающий ее трехцветный венок символизирует промежуточную стадию анализа 1-3-4 или синтеза 4-3-1 (т. е. переход четырех элементов в три качества, или гуны, и переход трех качеств в единство квинэссенции). Эти три качества соответствуют трем "regimina"{140} алхимии, посредством которых четыре элемента преобразуются, а затем синтезируются в квинтэссенцию. Так, первый "regimen" превращает землю в воду; второй - воду в воздух; третий - воздух в огонь. Таким образом, Аркан "Мир" является Арканом анализа и синтеза. Он учит искусству различения иллюзорного и реального (волшебная палочка и пузырек в руках танцовщицы) во всей совокупности опыта движения, затем искусству различения трех "цветов" движения ( трех гун, или "regimina") и, наконец, четырех элементов или импульсов, присущих всему, что движется. Он также учит искусству "восприятия" (алхимического постижения) изначального единства четырех элементов, трех цветов и двух проявлений, т. е. квинтэссенции. Или, пользуясь терминами каббалистики, этот Аркан есть Аркан "развертывания" священного Имени Бога и его последующего "переразвертывания" - оба эти процесса аналогичны процессам творения и спасения. (Тому, кто пожелает глубже разобраться в деталях этого положения, рекомендую блестящее сочинение профессора Фридриха Вайнреба "De Bijbel als schepping", Гаага, 1963, где рассматривается описывамый в Библии Божественный замысел творения).

Само собой разумеется, что анализ (а за ним и синтез) Аркана "Мир" можно продолжить дальше - гораздо дальше. Можно, например, установить, какова роль четырех элементов в четырех мирах (или планах) - т. е. в мире эманации, творения, формирования и действия (Atziluth, Briah, Yetzirah, Assiah) - согласно Дереву Сефирот, рассматривая все десять Сефирот на каждом плане и затем суммируя для каждого плана (посредством синтеза) полученные результаты.



Что бы мы получили в результате?

Мы получили бы систему Младших Арканов Таро, т. е. четыре раза по десять карт с номерами от 1 до 10 плюс четыре четверки фигур, синтезирующих учение о четырех элементах по отношению к четырем мирам. Таким образом, мы получим сорок числовых карт и шестнадцать фигурных, которые вместе образуют систему Младших Арканов Таро, т. е. десять числовых карт денариев (пантаклей), десять числовых карт мечей, десять числовых карт чаш и десять числовых карт жезлов, а также по четыре фигуры денариев (пантаклей), мечей, чаш и жезлов. Что до шестнадцати фигурных карт, то соотношение фигур с четырьмя мирами таково:паж (или "слуга", он же "валет") - мир действия; рыцарь - мир формирования; дама - мир творения; король - мир эманации. Четыре "масти" - денариев (пантаклей), мечей, чаш и жезлов - в точности совпадают со структурой священного Имени , а стало быть, и с четырьмя элементами-стихиям. Жезлы символизируют принцип эманации, т. е. в Имени Бога; чаши - принцип творения, т. е. первое в Имени Бога; мечи - принцип формирования, т. е. ; и, наконец, денарии (пантакли) символизируют принцип формы, т. е. второе в Имени Бога.

Таким образом, пятьдесят шесть Младших Арканов Таро представляют собой развитие последнего Старшего Аркана Таро - "Мир", разработанное с помощьюматематически строгих методов каббалистики, где систематизация доведена до такого уровня, что поневоле задаешься вопросом, не идет ли здесь речь о пустой игре рассудочного интеллекта. В самом деле, трудно с первого взгляда воспринимать Младшие Арканы Таро как арканы в духе Старших Арканов, которым были посвящены наши медитации. Ибо рациональность их построения настолько бросается в глаза, что возникает искушение считать их "безделушкой" и, следовательно, чем-то более низменным, нежели Старшие Арканы Таро. Тем неменее существовала школа (санкт-петербургская школа эзотеристов, возникшая в первой четверти нашего века и упоминавшаяся в письме двадцать первом), согласно учению которой так называемые "Младшие" Арканы Таро на самом деле являются Старшими Арканами в том смысле, что они несут в себе более высокий уровень знаний и опыта, чем так называемые "Старшие" Арканы Таро. В этой школе было принято считать, что Младшие Арканы так же относятся к Старшим, как система высшего образования к системе начального.

Так вот, после сорока пяти с лишним лет трудов и исследований должен сказать вам, дорогой неизвестный друг, что такое представление об Арканах Таро - как Старших, так и Младших -несправедливо. Ибо в таком переосмыслении Старшие Арканы в лучшем случае приобретают вид подготовительной школы для изучения Младших Арканов, в каковой роли и выступают благодаря применению, которое нашла им вышеупомянутая школа. Они использовались ею как структурная основа для энциклопедического учения, объединяющего в себе Каббалу, магию, астрологию и алхимию. Поскольку Старшие Арканы отлично подходят для роли структурной основы такого энциклопедического учения, они и были применены именно с этой целью. Таким образом, Старшие Арканы играли роль общей программы обучения в сфере традиционных оккультных наук, целью которой было дать общие представления об их сути и методах, тогда как Младшим Арканам отводилась роль пособия по психургической практике, т. е. по трансформации сознания, восходящего с одного плана на другой, и их черед приходил так же, как после начальной школы наступаег черед школы высшей. Однако Старшие Арканы в целом не являются учебной программой в сфере оккультных наук: они - школа медитации, направленной на пробуждение сознания к пониманию законов и сил - арканов, - действующих в качестве скрытых движущих причин и подлинных оснований в интеллектуальном, нравственном и феноменологическом измерениях жизненных явлений. Младшие же Арканы являются систематизированным обобщением опыта, обретенного в процессе медитации на Старших Арканах в виде расширения - с доведенным до совершенства анализом и синтезом - Старшего Аркана "Мир". Это, если угодно, детальная разработка Старшего Аркана "Мир", или его приложение в сфере различных планов сознания, постепенно восходящее от плана действия к плана эманации.

Поскольку я утомил бы вас сверх меры, дорогой неизвестный друг, если бы в дополнение к настоящим двадцати двум медитациям на Старших Арканах Таро представил еще пятьдесят шесть медитаций на Младших Арканах, и поскольку времени, необходимого для осуществления этой задачи, у меня нет, то я предлагаю вам самому совершить этот труд и написать письма-медитации (в стиле этих), посвященные Младшим Арканам Таро. Чтобы облегчить эту задачу, предлагаю вашему вниманию следующие соображения, которые могут послужить ключом к Младшим Арканам Таро.

Младшие Арканы символизируют путь восхождения от сознания, принадлежащего миру действий (феноменальному миру) через мир формирования и мир творения к миру эманации. Таким образом, речь идет о четырех ступенях восхождения (включая вершину) из мира чувственных и интеллектуальных образов, соотносящегося с денариями (пантаклями), в мир (или на ступень) разрушения этих образов - или в "пустыню" - который соотносится с мечами, с тем чтобы достичь той ступени духовной бедности, которая необходима для обретения восприимчивости к откровениям свыше - каковая ступень соотносится с чашами. И наконец, вершина достигается тогда, когда чаша сознания, получающего откровение свыше, преображается - во взаимодействии с откровением - в само это откровение. И тогда само сознание становится откровением, пребывая в активном единстве с миром эманации. При этом достигается ступень жезлов, или скипетров, т. е. ступень чистого творчества.

Таким образом, путь начинается в мире денариев, или пантаклей. Это мир фактов, интеллектуальных построений и мнимых идеалов. Здесь сознание окружает себя несметным числом образов - с одной стороны, воспоминаниями о пережитом, с другой - интеллектуальными формулами и схемами, атакже образами морального воображения, которые мы называем "идеалами". Этот мир образов не является ни реальностью, ни иллюзией. Он состоит из ценностей-образов, которые соответствуют реальности и, следовательно, могут быть в нее "преобразованы". По этой причине символом его являются денарии. Ибо подобно тому, как сами по себе монеты не являются ни пищей, ни теплом, ни приютом, но могут быть превращены в пищу, тепло и приют, так и образы памяти, формулы и схемы разума и моральное воображение представляют реальность - будучи "ценностями", которые можно превратить в реальность.

Итак, мир денариев - мир образов - обладает двояким смыслом. С одной стороны, он означает богатство, приобретенное сознанием, с другой же означает совокупность всего, что надлежит отвергнуть, если сознание желает достичь духовной реальности. Ибо для того, чтобы превратить деньги в реальные вещи, т. е. чтобы купить их, необходимо платить. Чтобы войти в Царство небесное, необходимо стать "нищим духом".

Лишаясь духовных богатств, человек платит мечами. Здесь ценности-образы (или денарии), накопленные ценою тяжких интеллектуальных, моральных и творческих усилий один за другим уничтожаются в том же "сефиротическом" порядке, в каком они были сформированы. Это может длиться мгновение, час или десятилетия. Св. Фоме Аквинскому было достаточно лишь одного экстаза, тогда как у Платона этот процесс, по-видимому, был медленным и занял несколько лет. Что до Св. Фомы, то пережитый им в 1273 году и решивший его дальнейшую судьбу экстаз длился так долго, что его сестра, у которой он жил в то время, встревожилась и обратилась к брату Реджинальду (Рейнальду), "qui dixit ei: "Frequenter Magister in spiritu rapitur cum aliqua contemplatur: sed nunquam tanto tempore, sicut nunc, vidi ipsum sica sensibus alienum". Unde portaliquam horam ivitsocius ad Magistram, ettrahens ipsum per cappam fortiter, quasi a somno contemplationis ipsum ultimo excitavit. Qui suspirans dixit: "Raynalde fili, tibi in secreto revelo prohibens, ne in vita mea alicui audeas revelare. Venit finis scripturae meae, quia talia sunt mihi revehta, quod ea quae scripsi et docui modica mihi videntur, et ex hoc speco in Deo, quod sicut doctrinae meae sic cito finis erit et vitae"", - "который отвечал ей: "Учитель часто впадает в духовный экстаз, когда созерцает что-нибудь: но никогда прежде я не видел, чтобы он столь долгое время находился без чувств". И вот спустя час или два socius [т. е. брат Реджинальд] вошел к учителю и, сильно встряхивая его за одежду, наконец пробудил его от подобного сну созерцания. Тот же сказал со вздохом: "Реджинальд, сын мой, я открою тебе некую тайну, но запрещаю до конца моих дней кому-либо рассказывать об этом. Наступил конец всем моим писаниям, ибо мне было открыто такое, в сравнении с чем все, что я писал и проповедовал, видится мне совершенно ничтожным, а это приводит меня в уповании на Бога к тому, что поскольку моим проповедям пришел конец, то вскоре придет конец и моей жизни" (137: pp. 1-48, esp. p. 8).

Экстаз, пережитый св. Фомой и убедивший его в ничтожности всего, что он писал и проповедовал ("еа quae scripsi et docui modica mihi videntur"), представляет классический пример прохождения через сферу мечей.

Что касается другого "богача" - Платона, восемь томов сочинений которого лежат сейчас у меня на столе - то в письме к родителям и друзьям Диона (Седьмом письме Платона, названном древними "великим письмом" - ????????????????? - и написанным в возрасте около семидесяти пяти лет) он сделал поразительное заявление:

"Я не написал ни одного трактата на эту тему [реальность - ?????] и никогда не напишу. В отличие от прочего, такие вещи невозможно выразить словами. Только после упорного изучения подобных вещей и в них - самой жизни, со временем, от внезапно промелькнувшей искры вспыхивает пламя понимания и, зародившись в душе, как бы питает само себя" (109: 341, с-d; p. 174).

Таким образом, если Платон в семидесятипятилетнем возрасте так судит о своих философских трудах: "Я не написал ни одного трактата на эту тему..." (упоминаемую в письме как "то, чем я занимаюсь"), то он либо шутит (хотя ирония такого рода плохо согласуется с общим, крайне серьезным тоном Седьмого письма), либо всерьез провозглашает себя созерцателем, т. е. утверждает, что весь проделанный им громадный труд в сфере логических рассуждений с ее четырьмя элементами - словами (или именами, ?????), определениями (?????), образами (???????) и наукой (????????) - непригоден для познания Бытия (????????????), которое он просто называет "то, чем я занимаюсь" (?????????????????????), и что все его устремления направлены на мистическое интуитивное постижение самого Бытия. И это устремление настолько поглотило его в последние годы жизни, что ему стало казаться, будто он никогда не писал ни слова о "том, чем занимается".

Вот еще один яркий пример прохождения через сферу мечей. Платон, как и Св. Фома Аквинский, достиг "духовной нищеты", необходимой для того, чтобы стать "чашей" и "скипетром" (или "жезлом"), т. е. обрести восприимчивость к откровению Бытия и принять в нем деятельное участие - что и означает стать "посвященным".

"Миры" (или "сферы") пантаклей (денариев), мечей, чаш и жезлов соотносятся со ступенями традиционного пути: предварительная подготовка, затем очищение ("purgatio", ????????), просветление ("illuminatio", ????????) и совершенство ("perfectio", "unio mystica", ???????):

То, что обретается посредством наблюдения, занятий, рассуждений и дисциплины, составляет ступень подготовки, или мир денариев.

"Мир сей", открытый воздействию дыхания Реальности, является ступенью очищения, или миром мечей.

То, что остается после этого испытания, становится добродетелью, или способностью души воспринимать озарения свыше. Это ступень просветления, или мир чаш.

И наконец, по мере восхождения души от пассивного восприятия к активному сотворчеству с Богом она допускается на ступень совершенства, т. е. в мир скипетров, или жезлов.

Таковы сведения, которые могут послужить вам ключом в работе над Младшими Арканами Таро.

До встречи, дорогой неизвестный друг.